Все, что мне надо. Мария Зайцева

противовес словам, чувствую, как член, уже давно вставший, упирается прямо ей в промежность.

      И она тоже это, похоже, чувствует, потому что глаза ее расширяются до невероятных размеров, из них начинают течь слезы, она что-то мычит протестующе, сжимает пальчики, пытаясь достать до моей ладони.

      А я, черт, оказываюсь в идиотском положении.

      Потому что прекрасно понимаю, что, что бы я сейчас не сказал, как бы ни попытался ее успокоить, она не поверит.

      И, стоит мне ослабить напор, сразу же поднимет шум.

      А, пока я буду ее увещевать, соседи вызовут полицию. И, возможно, прекрасно зная, чья это хата, еще и журналистов.

      И уже через час весь интернет будет пестреть заголовками о том, что заместитель мэра города, будущий кандидат в мэры города, подозревается в насилии над женщиной.

      И это будет финал. Всему финал.

      Сыновья и так мне репутацию подпортили своими выходками, а тут…

      И не отмоешься, главное!

      И в то же время, чем больше я лежу вот так вот, на голой, извивающейся, мягкой женщине, тем больше не хочу вставать. Отпускать ее.

      Нет, я нихрена не насильник.

      И даже особо не тиран, что бы по этому поводу не думали мои подчиненные… Но я нормальный мужик. И секса у меня не было уже две недели.

      А она – ну очень привлекательная женщина. Есть вкус у Ромки, не отнять этого. Весь в меня.

      Само собой, ни принуждать, ни насиловать я ее не собираюсь, а вставший член – это физиология, куда от нее денешься… Но если она продолжит ерзать в том же режиме, то…

      Короче говоря, я этими размышлениями привожу себя в чувство и вспоминаю, что она не просто так здесь. И, возможно, имя Ромки…

      – Не кричи, я – отец Ромки.

      По глазам вижу, что имя это ей мало что говорит. Значит, не Ромка? Интересно…

      – И Димки, – добавляю, в надежде, что хоть проблеск осознания ситуации будет. Нифига.

      Мелькает мысль, что она, может, и не в курсе имени того, с кем спала сегодня, потому я продолжаю:

      – Отец того парня, с которым ты трахалась сегодня ночью!

      Опять ни единого осмысления.

      Да что, бля, такое-то?

      Я теряю терпение, потому что ее ерзание подо мной совсем уже невыносимо, член сейчас брюки прорвет, а она так трется, что я, того и гляди, как подросток, кончу, даже в женщине не побывав!

      – Бля, да откуда же вас, шлюх, тащит-то к моим придуркам? – рычу, уже не сдерживаясь совершенно, потому что трахаться с мужиком и потом вообще не помнить про это – да за гранью такое просто!!!

      Между тем, ситуация все больше приобретает бредово-порнографический оттенок, потому что член болит, она тяжело дышит, сверлит меня злым испуганным взглядом, слезы текут из уголков глаз по вискам вниз…

      И мою голову посещает мысль! Такая же бредовая, как и вся эта тупая ситуация!

      Если она такая давалка, такая пустоголовая баба, что даже имени не спрашивает у любовника, то почему, собственно, я должен с ней сдерживаться?

      Какая ей, нахер, разница?

      Я или еще кто-то?

      – Не ори, – шиплю я своим самым страшным голосом так, что она замирает, потом