Тщеславные мечты (сборник). Виктор Шляхин

олигархов и шелупони помельче, закупавших оптом коттеджи и участки земли на побережье, наложило недобрый отпечаток на представления местных о России. Наверное, это было правильно. Люди, считающие ложь и алкоголь непременным условием благополучной жизни, а насилие – ключом ко всем дверям, люди, в большинстве не испытывающие ни капли сострадания к своим согражданам, «зачищаемым» доблестным государством, не заслуживают большего, чем скудная пайка и всемирное презрение.

      Но на этот раз в глазах собеседницы я видел искреннюю симпатию. Последующие ее слова ввели меня в транс.

      – Давайте встретимся вечером где-нибудь в центре, я постараюсь Вам помочь, – сказала она на немного более мягком, чем следовало бы, но все же очень понятном русском языке.

      Видя мое замешательство, девушка продолжила:

      – Я изучаю русскую литературу в университете Барселоны, постараюсь найти что-нибудь подходящее дома.

***

      Что это было? Сочувствие к моему весьма нездоровому похмельному виду или же …?

      Так или иначе, но растерянность не проходила до вечера, поэтому я замешкался с ответом, что было с восторгом расценено как чистосердечное признание. Изабель захлопала в ладоши и позвала официанта. Мое робкое сопротивление осталось без внимания и через три минуты над сковородкой с паэльей возвышалась взмокшая матовая «Stolichnaya».

      …Я опрокинул в рот третью рюмку и, не вдыхая, слизнул сладкие капельки с янтарного ломтика апельсина. Изабель, не отрываясь, смотрела на меня. Её густые, вороненые локоны почти целиком скрывали смуглую шею, оставляя на обозрение только точеную ложбинку спереди, чуть влажную и блестящую в лучах заходящего солнца, которое проникало внутрь через абсолютно чистые окна кафе. В огромных черных глазах тоже играли маленькие частички заката. Руки, совершенно необычные, непохожие на припухлые, вяловатые конечности северных женщин моего прошлого, казались очень сильными и в то же время очень хрупкими, от тугих плеч до длинных, ухоженных ногтей, покрытых ярко-алым лаком. Мне вдруг захотелось почитать стихи:

      Поцелуй упал на плечи

      И луна пронзает вечер.

      Легкий пар над кожей гладкой…

      Что-то было не в порядке.

      Были битые тарелки,

      На часах ломались стрелки,

      Дети ёжились от страха,

      Стограммовый узник плакал.

      Бытность стоила немало,

      Время все дрова сломало,

      Но сердца спешат на встречу,

      Поцелуй упал на плечи…

      Еще вчера два человека были незнакомы, и вот сейчас северянин читает южанке строки на таком далеком певучем языке, и южанка сжимает от волнения накрахмаленную салфетку в теряющих бронзовость пальцах.

      После стихов и половины бутылки я потерял всякую ответственность за происходящее.

      – Цирк продолжится, если только Вы выпьете со мною на брудершафт.

      Мне показалось, что Изабель не поняла