Чикатило. Зверь в клетке. Алексей Гравицкий

чего-то опасного. Но не было ни в этом зале, ни в этом городе человека страшнее его.

      – Подсудимый, среди ваших жертв двадцать один мальчик. – Голос судьи звучал глухо и неприязненно, несмотря на то, что суду полагается быть беспристрастным. – Почему вы так часто выбирали мальчиков?

      – Все равно, – лениво отозвался подсудимый. – Я и женщинам предложения делал.

      – В материалах дела сказано, что вы вырезали у своих жертв органы. Как поступали с вырезанными органами после?

      – Разбрасывал по дороге, затаптывал, смешивал с грязью – ничего не соображал, – человек в клетке сказал это обыденным тоном.

      В зале стояла гнетущая атмосфера. Люди – в большинстве своем родственники жертв – были подавлены и обозлены, и ответы подсудимого еще сильнее будоражили их.

      – А вещи жертв? Деньги, часы, украшения?

      Человек в клетке в одно мгновение оживился и вскочил в праведном гневе.

      – Конечно, выбрасывал, втаптывал в землю! – затараторил он возмущенно. – Я вам не жулик какой.

      – Вы никогда не задумывались, что жертвам больно? Неужели, убивая мальчиков, ни разу не подумали о своем сыне?

      Но подсудимый уже не слушал, его оскорбило предположение, что он мог позариться на чужие вещи.

      – Я не вор какой-нибудь! – негодовал он, игнорируя новые вопросы судьи. – Я честный человек!

      – Повторяю вопрос…

      – Я пришел сюда на свои похороны! – не унимался человек в клетке, перебив судью. – Все меня ненавидят! А вы успешно сами себе вопросы задаете и сами на них отвечаете. Оставьте меня в покое…

      По залу прошел ропот, но подсудимого это, кажется, нисколько не взволновало. Он бормотал теперь что-то малоразборчивое под нос и суетливыми движениями расстегивал рубаху на груди.

      Ропот усилился. Судья похлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. Но остановить недовольство в зале было уже не так просто. Да и человек в клетке повысил голос настолько, что теперь значение его невнятного бормотания прояснилось – это были слова «Интернационала»:

      Вставай, проклятьем заклейменный,

      Весь мир голодных и рабов!

      Кипит наш разум возмущенный

      И в смертный бой вести готов.

      Подсудимый кричал уже в полный голос, распахивая рубаху на груди:

      Весь мир насилья мы разрушим

      До основанья, а затем

      Мы наш, мы новый мир построим,

      Кто был никем – тот станет всем!

      – Закройте рот, подсудимый! – повысил голос судья. – В газетах пишут, что вы ненормальный! А вы – нормальный!

      Словно пытаясь оспорить это утверждение, подсудимый спустил штаны, раскинул в стороны руки и застыл перед судом со спущенными штанами и обнаженным членом.

      Напрасно судья стучал по столу, призывая к порядку. Люди в зале возмущались, а тот, кто вызвал это возмущение, продолжал кричать:

      Это есть наш последний

      И решительный бой;

      С Интернационалом

      Воспрянет род людской!

      – Выведите подсудимого из зала суда, – рявкнул судья, отчаявшись добиться порядка.

      Конвоиры бросились открывать замок. Мешая друг другу, попытались одновременно натянуть на подсудимого штаны и вытащить его из клетки. Но тот лишь извивался, продолжая фальшиво выкрикивать слова «Интернационала»:

      С Интернационалом

      Воспрянет род людской!

      Под негодующие крики конвоиры выволокли наконец подсудимого из клетки, завернули ему руки за спину и потащили к расположенной рядом лестнице, которая уходила во тьму, словно в преисподнюю.

      Человека из клетки увели, затих где-то далеко внизу «Интернационал», но в зале спокойнее не стало. Люди негодовали. Процесс шел уже несколько недель, но до финала было еще далеко.

      На дворе стоял тысяча девятьсот девяносто второй год. Человека в клетке звали Андрей Романович Чикатило.

      Часть I

1992 год

      Несколькими месяцами ранее народу в зале заседания суда было столько же, но настроение царило другое: было меньше усталости, а вот ненависти и слез, пожалуй, побольше. Судья тогда выглядел спокойнее. Только сам Чикатило не изменился: он сидел в клетке с тем же скучающим видом.

      – Подсудимый Чикатило, вернемся к восемьдесят шестому году, – сказал судья. – В том году вы не совершили ни одного убийства. С чем это связано?

      – Незачем было, – Чикатило лениво зевнул, неприятно раззявив рот и не пытаясь прикрыть его.

      – Говорите в микрофон.

      – У меня был подъем в работе, – подсудимый нехотя придвинулся к микрофону. – В честь пятидесятилетия приветственный адрес[1] мне вручили. Дома все хорошо было. Нормальная психика была.

      – Значит, вы могли сдерживать свои порывы?

      Чикатило

1

Приветственный (поздравительный) адрес – послание сотруднику предприятия в связи с празднованием персональных или публичных памятных дат или праздников, в котором выражаются благодарности и пожелания получателю. (Прим. ред.)