Из рассказов охотника. Арнольд Буров

груди, я понял, что это – победа.

      И будет там, на Окуньках, пикник или не будет – это ничего уже не меняет. Я знал, как только Наташа покинет нас, мы уже не будем заезжать никуда, а прямо на Окуньки.

      – И какой к чёрту вечером домой, – но вслух я это, конечно, не сказал.

      Вот и дом Наташи. Она попрощалась, сказала, что муж её уже таращился из окна, так что остановите здесь, за домом. Насчёт её у нас никаких намерений не было. Рита вышла из машины, они о чём-то шептались, потом она попрощалась с Наташей. Сказала, что позвонит, и мы тронулись.

      – А зачем тебе домой, Риточка? – спросил я её, всячески пытаясь отменить это её решение.

      – Ну, я захвачу что-нибудь из тёплого.

      Вечером может быть холодно.

      Я знал, что багажник машины моего друга забит солдатскими одеялами и даже есть матрас, не говоря уж о солдатском полушубке, который лежал скрученный внизу, и одеял в пакетах с бельём у нас под ногами, что создавало какое-то неудобство на заднем сиденье. А самое главное – я знал, что любой случай может повернуть всё в обратную сторону. Уж что такое случай, и как он может влиять на судьбу человека, мне было известно.

      – У нас есть тёплая одежда, есть всё, что нужно для благодатного отдыха, – ответил я и, уже не обращая внимания ни на какие робкие протесты с её стороны, дал своему другу команду:

      – Больше никуда. Только на Окуньки!

      Она не расстроилась, видно, любила жаркое мужское повеление.

      За городом уже прильнула ко мне. И мы неслись по степной дороге, поднимая облако пыли за собой. Прошло минут двадцать, благодаря моей настойчивости и упорным объяснениям, что в этом ничего такого нет, что так удобнее, так как пол был заложен мешками с одеялами, я уговорил её лечь, сам вдавился в двери нашей отечественной машинки. Конечно, я уговорил, она сначала легла на спину, обнажив свои ноги, потом повернулась на бок. Я смотрел на её оголённые, согнутые в коленях ноги, а голова её лежала на моих коленях.

      Я гладил её белоснежные космы, потом длинную девичью шею, переходя по ложбинке спины, кончиками пальцев дотронулся до резинки трусиков, этих белых трусиков, приподнял их, ведя свои пальцы дальше между мягкими, как облака, холмиками её попочки, и возвращался обратно, скользя уже по влажной и возбуждённой ложбинке её спины.

      Моя плоть прорывалась сквозь ткань, пытаясь разорвать брюки, огромным бугром и упиралась ей в щёку, рядом с прелестным ротиком. Но она не отодвигала голову. И я понял, что это небесное создание будет моим, что у неё внутри – (это о душе) и прочее, меня не волновало.

      Дорога опять пошла асфальтом, потом вновь ушла в степную, которая разветвлялась десятками таких же дорог по степи, но, даже не зная пути, всё равно невозможно было заблудиться, потому что они в конечном счёте сольются в одну, ту, которая тебе нужна.

      Я был тоже первый раз на этих Окуньках и был поражён: вдруг как бы ниоткуда вдали выросли в поднебесье дикие скалы посреди степи, они упирались своими пиками чуть ли не в облака, такое было великолепное видение.

      Моя спутница тоже приподнялась.

      – Какая красота, я даже и не предполагала,