А у нас во дворе есть девчонка одна. Лев Ошанин

милая душа.

      Этой чернобровой сеньоритою

      Ты почти как в жизни хороша.

      Очень часто в пьесах получается —

      И не только в тот далекий век, —

      Будто все желания кончаются

      Если замуж вышел человек.

      А пока твой голос околдовывал,

      Так хотелось пьесу оборвать, —

      Все, что мной еще не доцеловано,

      Прямо здесь, при всех, доцеловать.

      И, смирясь с такой нежданной участью,

      Я клянусь, что не ушел бы зал!

      Но, а нам-то что, пускай поучатся.

      Как бы твой Фернандо взревновал!..

      Только зря он шпагою размахивал,

      Все равно не смог он угадать,

      Что совсем другой его монахиню

      На морозе будет целовать.

      Ночь звенит трамвайными вагонами.

      Руки мне навстречу протяни!

      Снег летит над улицами сонными…

      В этом мире мы с тобой одни.

1947

      «Ты плачешь… О чем он, о чем он…»

      Ты плачешь… О чем он, о чем он,

      Тревоги метнувшийся след?

      О том, что в походке знакомой

      Девической легкости нет?

      Что горя вокруг еще много,

      Что счастье идет не спеша,

      Что слишком подвластна тревогам

      Открытая настежь душа?

      Не надо глядеть так угрюмо.

      Прости, что порой не успеть

      Среди повседневного шума

      За сердцем твоим приглядеть.

1952

      Сумерки

      Час между светом и темнотою,

      Старый знакомый – винюсь, винюсь! —

      Вот ты опять притащил с собою

      Тихую юношескую грусть.

      Кажется, мы не мальчики, хватит,

      Полно куражиться, старый друг.

      Все уже было – не сосчитать их —

      Встреч, расстояний, разлук, разлук.

      Кажется, зажили все ошибки,

      Что сердцу положены твоему.

      Давно уже не от случайной улыбки

      Зависит праздник в твоем дому.

      Сумерки… Окнами поездными

      Синие тени плывут, плывут.

      А вдруг не твое, а чужое имя

      Губы единственные назовут?

      Тени расплывчаты и ревнивы.

      Горький и милый дорожный час.

      В сумерки хочется быть счастливым,

      Кто же за это осудит нас?

      «Война для мамы незнакома…»

      Война для мамы незнакома.

      Ты полз, как крот, ты корни жрал,

      Ты раз пятнадцать умирал,

      А мама спрашивает дома:

      «Мороз жесток, метель бела,

      Была ль постель твоя тепла?»

      Ах, мама, мама, будь спокойна,

      Забудь о грозах и о войнах,

      Метель на фронте не мела,

      Постель моя была тепла.

      «Когда все звуки спутались в едином…»

      Когда все звуки спутались в едином

      Скрежещущем и лающем аду,

      Он на спину упал на черном льду,

      И вдруг на небе, за клубами дыма

      На миг увидел бледную звезду.

      Металл метался в ярости жестокой,

      Казалось – все исчезнет без следа.

      А для звезды, спокойной