Пять сестер. Чинция Джорджо

его быстрым взглядом. Приличный с виду, в плаще и цилиндре, который он тотчас же снял, убрав руку с ее плеча. Она повнимательнее вгляделась в его лицо: светлые глаза, оттенок в темноте было не разобрать. Темная ухоженная борода и манеры джентльмена. Несмотря на вполне презентабельный вид незнакомца, Маддалена все еще дрожала от страха. Говорят, убийцы тоже одеваются, как джентльмены.

      – Не бойтесь! Я не причиню вам вреда, – отчетливо проговорил он по слогам. Маддалена удивилась, прежде никто не проявлял к ней подобной предупредительности. Английская речь зачастую казалась ей невнятным бормотанием. Этот человек знал, что она иностранка?

      – Я художник, синьорина! – пояснил он, прочитав ее мысли. – Вот уже несколько дней я за вами охочусь, но вы все время ускользаете. На прошлой неделе я видел, как вы позировали…

      – Что вам от меня нужно? – резко перебила она. Хоть стоящий перед ней человек не походил на преступника, сердце у Маддалены все еще бешено колотилось и она оставалась начеку.

      – Прощу прощения за то, что напугал вас… Я не хотел. Я хочу, чтобы вы позировали для моей картины.

      – Что?! – удивилась Маддалена, широко распахнув глаза. Почему этот человек выразил свою просьбу в такой странной манере? Зачем было гнаться за ней через весь Лондон? Либо он ненормальный, либо это плохая шутка. Одно из двух.

      – Я работаю над картиной «Dolce far niente»[6], – произнес он на ломаном итальянском.

      Маддалена невольно улыбнулась.

      – Вы как нельзя лучше подходите для моего полотна. Соглашайтесь, прошу вас, – взмолился он.

      – Вы гнались за мной через весь Лондон, чтобы предложить работу натурщицы? Это не могло подождать до утра? – Теперь в ее голосе звучал не страх, а любопытство.

      – Я не мог так рисковать, ведь мы могли больше не встретиться в академии, – ответил он.

      – Когда вы хотите, чтобы я приступила к работе?

      – Завтра.

      – Днем я занята в академии.

      – Приходите утром, потом я провожу вас в академию.

      – К вам домой я не пойду.

      – Это студия… – возразил он.

      – Об этом не может быть и речи, – решительно ответила Маддалена.

      – Так и быть, встречаемся в академии, я попрошу у директора свободную аудиторию, – согласился он.

      – Договорились.

      Губы художника расплылись в улыбке, осветившей его лицо. Только сейчас Маддалена заметила, насколько он хорош собой. Темнота и мелкий, непрекращающийся дождь скрыли заливший ее щеки румянец.

      – Тогда до завтра, – попрощался он.

      – До завтра, – пробормотала Маддалена, заспешив прочь. Пройдя несколько метров, она вдруг вспомнила, что не спросила имени художника. Обернувшись, увидела, что тот стоит под дождем, не сводя с нее глаз. Тогда она вернулась.

      – Джон Уильям Годвард, – представился он, опередив ее вопрос.

      – А я – Маддалена Сплендори, – почти шепотом ответила она.

      – Я знаю.

      4

      Рим,

6

«Сладкое безделье» (ит.).