Граница безмолвия. Богдан Сушинский

с удовольствием поменял бы вверенный ему аэродром «Зет-12» на любой, даже самый затерянный в горах уголок Прованса, где когда-то прошло его, германца по отцовской и француза по материнской линиям, детство. Но как только Хоффнер впадал в подобные мечтания, ему сразу же вспоминались слова командира особой группы[2] стратегической разведывательной авиации оберста[3] Вента:

      – Вы, дружище, готовьтесь к тому, что вскоре «Зет-12» покажется вам таким же раем, как и ваш Лазурный берег детства.

      – Адом вы, конечно, считаете службу в тех эскадрильях, которые сейчас громят русских, добывая себе в боях чины и награды? – иронично поинтересовался Хоффнер.

      В свое время они с Вентом служили в разведэскадрилье 2-й эскадры дальних бомбардировщиков и знали друг о друге почти все, что можно было узнать о своем приятеле в эскадрилье, в которой ничего лишнего о сослуживцах не положено было знать под страхом военно-полевого суда. Вот только, в отличие от оберста, Хоффнер никогда не позволял себе извлекать эти сведения из «юношеских», как он называл их, воспоминаний. Хотя в запасе их было немало.

      Правда, использовать их в качестве соли на раны собственного командира было еще и небезопасно, однако не извлекал-то их Вильгельм не из страха, а из благородства. Исключительно из благородства.

      – Зато у нас с вами, Хоффнер, свои неповторимые служебные достоинства, – отвечал оберст любимой, хорошо всем известной фразой. – Военно-разведывательные… достоинства. На зависть всем прочим дьяволам поднебесным.

      – Вот только Геринг почему-то считает, что все эти достоинства мы потеряли еще в «Битве за Британию», – напомнил Венту оберст-лейтенант.

      – Увольте, Хоффнер, увольте! Стоит ли сейчас, когда мы буквально истребляем авиацию русских, вспоминать о какой-то там «Битве за Британию»[4], – болезненно поморщился оберст. – Тем более что Геринг так не считает. Да, не считает, Хоффнер, не считает! – нервно потряс кулаками Вент. – Несмотря на то, что ему немало пришлось выслушать всякого и от командования вермахта, и от Гиммлера, и даже от самого фюрера.

      – Именно от фюрера ему большее всего и досталось, – въедливо пробрюзжал Хоффнер.

      – Я же всегда утверждал, что это не мы потерпели поражение в «Битве за Британию», не мы!..

      Запнулся Вент на полуслове, заметив, что оберст-лейтенант застыл с демонстративно открытым ртом, а на идиотски застывшем лице его каллиграфическим почерком было выведено: «…А кто же тогда?!»

      – …Это сама Британия каким-то чудом сумела избежать полного краха в воздухе. А, как вам такой поворот идеологической мысли, Хоффнер?!

      – Не вздумайте произносить её в присутствии Геббельса, этого он вам не простит.

      – … Причем британцам каким-то образом удалось избежать этого краха даже после того, как потеряли более полутора тысяч своих боевых машин. Просто мы не добили их, этих чертовых островитян, оберст-лейтенант. Не добили – вот в чем наш просчет. Но если бы фюрер чуть повременил с натиском на Россию… Впрочем… – оберст не решился дальше развивать свою мысль, – все это вам давно известно.

      – В таком случае назовите хотя бы одно из достоинств, которое бы касалось лично меня, пилота, который уже давно забыл, что он военный, а тем более – «разведывательный».

      Не далее как вчера, во время их первой встречи здесь, в штабе разведывательной группы главного командования люфтваффе, то есть стратегической разведки, Вент признался, что, прослушав сводки берлинского радио об успехах германских асов, ему уже стыдно говорить, что свои боевые награды, и даже чин оберста, он получил за участие в «Битве за Британию». Однако теперь Хоффнер понимал, что сказано это было в минуту непростительной душевной слабости.

      Иное дело, что Вент не любил летать. Вообще не любил. Хоффнер давно понял, что небо – не та стихия, которая способна пленить Вента. Если бы не стремление к чинам и наградам, он, возможно, вообще никогда не поднимался бы в воздух, особенно когда речь шла о боевых вылетах. Не удивительно, что всю завершающую и наиболее драматическую часть «Битвы за Британию» он охотно прослужил в штабе эскадры, как раз на той должности, от которой вежливо отказался он, «лучший морской кондор-бомбардир»[5] – как величали его друзья – Хоффнер.

      – Никаких существенных уточнений вы сейчас не получите, – тяжело выдыхал воздух из неприлично тучнеющей груди Вент. – Кроме одного, совершенно несущественного. За послевоенный рассказ о том, что вас в конце концов ожидало на этом вашем болотном аэродроме, романисты будут становиться перед вами на колени и платить бешеные деньги.

      Вент с удовольствием проследил за тем, как удлиняется худощавое, обветренное лицо начальника аэродрома «Зет-12» и по совместительству командира Особой эскадрильи «Кондор-2». Он любил подобные эффекты. Любое новшество, любую информацию, касающуюся той или иной эскадрильи или конкретного пилота, он привык дополнительно «секретить», превращая в тайну даже тогда, когда имел право, и даже обязан был, тотчас же уведомить о ней своих подчиненных.

      – Так

2

Разведывательная (как и морская) авиация люфтваффе не имела (подобно истребительной и прочей авиации) делений на эскадры. Высшей структурной единицей была группа, насчитывавшая до 50 самолетов и состоявшая из штабного звена и трех и более эскадрилий (от 12 до 16 самолетов), а те, в свою очередь, делились на звенья.

3

Оберст – полковник.

4

Под названием «Битва за Британию» в историю Второй мировой войны вошло длительное (с мая 1940 по май 1941 г.) сражение между люфтваффе и Королевскими ВВС Великобритании. Это сражение не сопровождалось ни воздушными, ни морскими десантами германских войск и заключалось исключительно в завоевании господства в воздухе. Как выяснилось, английские самолеты в основном оказались более мощными и маневренными, поэтому военные историки считают, что в «Битве за Британию» рейх потерпел первое серьезное поражение, которое заставило его прибегнуть и к техническому усовершенствованию своей авиации, и к некоторым структурным изменениям в люфтваффе.

5

«Фокке-вульф-200» («Кондор») использовался в качестве разведчика на морских коммуникациях, в частности, в Атлантике. Обнаружив судно противника, пилоты могли сами атаковать его или же навести на него ближайшие субмарины рейха. В то же время их использовали для переброски живой силы. Известно также, что на одном из «Кондоров» в Москву для переговоров прилетал министр иностранных дел рейха фон Риббентроп.