Будем жить. Часть первая. Анатолий Никитин

в девушке. Не передалось от родителей по причине полного отсутствия.

      Всё хорошо, да тревога на сердце. Отчего? Второй год уж, как революция произошла. Муж, молодой граф, из поездки в город приезжал угрюмый. А в последние месяцы так и не выезжал вовсе дальше близлежащей усадьбы. И ничего так и не смогла у него выпытать. Отойдёт немного, всё развеселить пытается – смеётся. Резвится, как дитя малое, но глаза-то не обманут. В них всё написано, не скроешь. Ляпнула было по бабьей глупости:

      – Что, другую по сердцу принял?

      Вот тогда свет любви и вспыхнул цветом глаз заново. Цветом небесного цвета. Да с каким пылом и жаром! Всю неделю будто впервые ухаживал – убедил-таки: нет никого более.

      Усадьба от города – за пятьсот вёрст. Далеко. Но донеслась весть о переменах и дотуда. И о революции, и о коллективизации. О миграции большинства дворянства и о гибели Николая Второго. Москва первопрестольная была уже другой. Обо всём этом узнала уже графиня от прислуги и поняла причину – причину молчания об этом. Оберегал. Домыслила уже сама: бежать некуда. Оставалось ждать только своей участи. Ждали худшего. Но как же Аннушка? Был разговор с двумя служанками. Росли вместе с детства. Как подруги. Ежели не станут бояре, пред крестом и иконою взяла клятву с них: сберегут Аннушку. Столько причитаний выслушать пришлось! Еле успокоила – дай-то бог, обойдётся всё. Да только втайне от графини прислуга уже всё собрала в дорогу. Уже не обойдёт беда.

      Так и сбылось. Глядя на зарево рассвета, видневшегося по окраине леса с дорогой в город, графиня увидела небольшое облако пыли, поднятого всадниками. Позвала Глашу, одну из служанок.

      – Что, барыня?

      – Разбуди графа и Аннушку. Собирайтесь. Выполни, что обещала. Пора, видно.

      Глаша посмотрела в сторону взгляда графини. Перекрестилась. произнесла молитвы и пошла в дом.

      Сборы прошли быстро и молча. Разговоров до этого было с лихвой, со страхом. Теперь всё понятно. Графу достаточно было узнать от супруги о том, что она всё знала, избавив его тем самым от лишних объяснений. Оказалось, с Глашей об Аннушке граф говорил ещё год назад, предварительно построив в глуши леса небольшой домик. Только супругу желал с ней отправить.

      – Нет, родной. Никуда я не поеду. За Аннушку не боюсь, чует сердце, худого ей не сделают. В руки отдаю – надёжные. А самой бежать? Куда? От себя самой-то? Без тебя? И слушать не стану! Одна беда – вместе и встретим. И полно об этом. Пойду оденусь, встречать будем.

      Так в гостиной, сидя за столом, и попрощались с Анной. Такими и запомнила их Глаша.

      – Если с усадьбы увидишь дым, значит, нас не жди, отправляйся далее, – сказал граф. – В Москве тебя встретят, вот адрес. Бог даст, свидимся.

      Сели в подвозу и тронулись в путь. Пока не скрылась за лесом усадьба, так и не смогла отвести взгляда, интуитивно сердцем предчувствуя: навсегда. Теперь с Аннушкой вся жизнь связана будет.

      «Исполню, – подумала Глаша, смахнув слёзы. И будто при этом сила в неё вселилась. – Сберегу! Жизнь положу».

      – Но,