Три комнаты на Манхэттене. Жорж Сименон

разбросаны с умыслом. Николь была в халатике, но в чулках.

      – Вы ничего не слышали? – спросил он, снова бросив взгляд на винтовую лестницу.

      Она сочла нужным объяснить ему:

      – Я спала.

      – В доме кто-то есть.

      – Вот как?

      Одежда Николь валялась на коврике.

      – Мне показалось, что кто-то стрелял…

      Лурса направился в дальний конец коридора. Он не испытывал страха. Не волновался. Еще немного, и он, презрительно пожав плечами, возвратился бы к себе в кабинет. Но если действительно стреляли, если он действительно видел молодого человека, промелькнувшего на лестнице, пожалуй, лучше пойти посмотреть.

      Самое удивительное было то, что Николь не сразу последовала за отцом. Она замешкалась в спальне, и, когда он, почувствовав за спиной ее присутствие, оглянулся, Николь уже была без чулок.

      Ему это было все равно. Николь могла делать все, что ей заблагорассудится. Все эти подробности он отмечал про себя просто так, бессознательно.

      – Я уверен, что по лестнице только что спустился какой-то человек. Раз дверь внизу не хлопнула, значит он укрылся где-нибудь в темноте.

      – Интересно, чем здесь может поживиться вор. Разве что старыми книгами…

      Николь была выше отца, такая же ширококостная, даже, пожалуй, полная, ее густые белокурые волосы отдавали рыжиной, а желтые, как часто бывает у рыжих, глаза казались особенно светлыми.

      Она шла за отцом без всякой охоты, но и без страха, такая же хмурая, как и ее родитель.

      – Я ничего больше не слышу, – сказал Лурса.

      Взглянув на Николь, он подумал, что, может быть, молодой человек как раз приходил к дочери, и снова чуть было не повернул к себе в кабинет.

      Но, случайно подняв голову к лестничной клетке, он заметил наверху расплывчатое пятно света.

      – На третьем этаже горит лампочка.

      – А может быть, это Фина?

      Он бросил на дочь тяжелый презрительный взгляд. Что делать Фине в полночь в этой части дома, куда складывали всякую рухлядь? К тому же Фина отчаянная трусиха; когда Лурса уезжал из дому, она заявляла, что будет ночевать в комнате Николь, и действительно перетаскивала туда свою раскладушку.

      Он неторопливо поднимался со ступеньки на ступеньку, догадываясь, что это их ночное путешествие неприятно дочери. Впервые за долгие годы он отступил от своего обычного, жестко ограниченного маршрута.

      Сейчас он словно проникал в неведомый ему мир и усиленно принюхивался, потому что чем выше он поднимался, тем явственнее становился запах пороха.

      Коридор на третьем этаже был совсем узкий. В незапамятные времена, лет тридцать тому назад, в коридоре второго этажа сменили ковры и старый ковер расстелили здесь. Вдоль стен шли полки, плотно забитые книгами без переплетов, журналами, сборниками, разрозненными комплектами газет.

      Николь все так же невозмутимо шла за отцом.

      – Вы же видите, здесь никого нет!

      Она не прибавила: «Вы выпили лишнего». Но невысказанный упрек явно читался в ее глазах.

      – Кто-то