Испытательный срок для киллера. Наталья Александрова

глазами.

      – Ой, девочки, что скажу!

      Дамы собрались в кружок почему-то у Надеждиного стола.

      – Сущенко Аркадий Ильич умер!

      – Да ты что?

      – Вот точно, звонили только что из дома.

      – Только что звонили, а ты уже знаешь!

      – А я как раз у экономистов была, и там женщина приходила матпомощь оформлять, ну, на похороны.

      – Что-то в нашем институте последнее время одни похороны, – вздохнула Надежда.

      – А что с ним случилось-то?

      – Ой, да вы же слушайте дальше! И Лариса Павловна-то тоже!

      – Что – тоже?

      – Тоже умерла, мать ее звонила.

      – Так они вместе, что ли, где-то были?

      – Да надо думать, что не порознь умерли, ну я подробности еще выясню. – И Полякова умчалась.

      – Ну вот, – сказал неслышно подошедший Валя Голубев, – дотрахались, значит.

      Дамы сконфузились и разошлись. Надежда рассердилась:

      – Ты, Валентин, все-таки выбирай выражения, про покойников ведь говоришь!

      – А что, хорошая смерть, оба в один миг, уж лучше так, чем как Никандров!

      – Ты погоди, что там еще выяснится.

      И выяснилось.

      На следующий день Валя попросил Надежду о помощи.

      – Понимаешь, Жора Чапыгин звонил. Что-то у него там стряслось, неприятности большие, по телефону говорить не может, очень просит встретиться. И тебя просил привести, он тебя очень уважает.

      Жора Чапыгин работал когда-то давно у них в институте, вечно что-то доставал, крутился, кипел, то занимался аквариумными рыбами – разводил их на продажу, то какими-то бирманскими кошками – тоже разводил и продавал через клуб, потом хотел взяться за разведение собак породы мастино, но жена не позволила, ей хватило бирманских кошек. В трудные дефицитные времена Жора также приторговывал книжками и дамскими сапогами.

      Жора был маленького роста, почти лысый, прихрамывал с детства на левую ногу и имел в институте кличку Хромой Бес, но не за хромоту, а за неумеренное пристрастие к дамскому полу. Он любил всех женщин и ухаживал за всеми без исключения по принципу: не прошло и ладно, то есть ни капельки не огорчался, получая отказ, а, наоборот, начинал еще лучше к женщине относиться, но уже по-дружески. Лет ему было уже под пятьдесят, но про это никто не знал, потому что последние двадцать лет Жора почти не менялся. Когда-то давно, сто лет назад, он как-то вдруг попытался ухаживать и за Надеждой, но у нее это не вызвало ничего, кроме смеха. Жора не обиделся, а, наоборот, стал относиться к ней повнимательнее, доставал дефицитные книжки для маленькой тогда еще дочери Алены, лекарства для Надеждиной матери и модные тряпки для Алены подрастающей. С началом перестройки, когда народ понемногу начал нищать, а у Жоры был не то рыбный, не то кошачий период, начальство почему-то вдруг его невзлюбило. С точки зрения начальников