Обращение Апостола Муравьёва. Виталий Каплан

мы – воры.

      – Вор не должен быть в упряжке с властями. Церковь – та же власть… Загнали Русь в православие мечами да кровью. Вера скукоживает личность, в кадильном дыму прищепляют покорность! – чётко проговаривал Хан, словно гвозди вгоняя кувалдой в гроб.

      Апостол ошалел от бешеного напора и неутолимого отвращения.

      – Знаешь, какое самое распространённое слово в церкви? – чуть раскосые глаза авторитета хищно вспыхнули. – Раб! Раб Божий! – Хан грязно выматерился, чего никогда не позволял себе в присутствии заключённых, – хочу из тебя вора сделать, свободного в мире человека. Вора не треножат узы, любые – семейные, общественные, армия, закон, государство. Его свободу не ограничивает богатство, роскошь, комфорт… Мы, крадуны, живём сами по себе, гордо существуем с нашего общака. Часто – в заботе о бродягах, что сами по всяким обстоятельствам, не могут позаботиться о себе.

      – Хан, агитируешь что ли, меня? Я не чужой…

      – Ты мужик с понятиями, это так. Я мог бы враз окоротить патлатого, но за него просил Лютый, и неважно, что через тебя, а не напрямую. Мы, воры, братаны равные, и стараемся не подрывать авторитета друг друга. Хочу, чтобы ты выбрал сам, и выбор твой уважаю. Патлатый Серафим страшный человек, будь внимателен.

      – Хан, – Апостол окликнул вора, когда тот уже стоял у двери.

      – Да, братан…

      – Разве воры были когда-нибудь против веры?

      – Вера – обыкновенная пустышка. За ней всегда деньги и власть. Буду честен с тобой до конца. Нам нужны такие люди, как ты. «Им» тоже нужны. Твой выбор. Здесь как на войне: либо мы, либо они. Я вижу тебя насквозь, можешь поверить старому бродяге. Вор нынче мельчает. Ты, Апостол, находка для воровского сообщества. Авторитет может провести всю жизнь в академии, перелопатить кучи человеческого материала, но не встретить настоящего «вора». Мне подфартит, если удастся пропихнуть тебя в нашу масть, тогда скажу, что жизнь прожита не зря.

      – Всё же, почему я? – Апостол не чувствовал себя польщённым, с детства презирая лесть в любых проявлениях, сейчас же ощущал любопытство, задумавшись о большой воровской политике.

      – Да так… Похоже, ты – новый виток эволюции, как раньше говорили, существо следующей формации. У тебя зубы мудрости есть?

      – Нет, – Апостол удивился неожиданному вопросу, Хан теперь не казался понятным и простым.

      – Вот видишь, ни хвоста, чтобы вилять, ни зуба мудрости, – а они, если помнишь, атавизмы, – лицо Хана оставалось непроницаемым, – такие, как ты, всегда идут до конца, ежели вор, то Авторитет, ежели верующий, то Митрополит.

      Положенец ошибался. Он не догадывался, как мечется душа подопечного в поиске надёжного «якоря», не находя пристанища среди житейских бурь.

      Оставшись наедине, Апостол долго размышлял над словами Хана, но к твёрдому решению не пришёл. Сумятица вокруг его персоны казалась излишней. Наскоки батюшки сперва смешили, после стали раздражать, и всё же не казались вербовкой. Так в веру не обращают. Факт в том, что он, Апостол, тянулся к воровской жизни, а остальное