Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история. Владислав Ржеуцкий

в какой мы сейчас можем судить о ней. По этой причине мы будем в максимальной степени опираться на источники – в особенности на мемуары и документы из семейных архивов, содержащие фактический материал[668]. Однако, рассматривая французский в качестве маркера социальной идентичности дворян, мы оказываемся в области более субъективных оценок и должны принимать во внимание осознанные и, возможно, неосознанные искажения, которые могли найти отражение в источниках.

      Место французского в языковом репертуаре дворянства

      Несмотря на то что французский занимал особое место среди иностранных языков, освоенных русскими, высшие слои дворянства послепетровского времени, как мы показали, можно охарактеризовать скорее как многоязычную, нежели как исключительно двуязычную группу, особенно если не понимать многоязычие и двуязычие в узком смысле, как равноценную компетенцию во всех языках, которыми владеет человек[669]. Свидетельства многоязычия обнаруживаются в дворянской переписке, дневниках, описаниях путешествий и других текстах[670]. Например, в дневнике графа Петра Александровича Валуева, занимавшего в царствование Александра II высокие министерские должности, нередко встречаются выражения на английском (desultory conversation [«бесцельный разговор»], distinguished guests [«высокие гости»], criket-match [sic, «состязание в крикет»], humbug [«очковтирательство»] и meddling [«вмешательство»][671]) и итальянском языках (sotto voce [ «вполголоса»], e tutti quanti [«и им подобные»] и in fiocchi [«в [моем] парадном костюме»][672]), не считая множества слов, выражений, а также фрагментов высказываний других людей на французском и иногда на немецком[673]. Конечно, далеко не все дворяне хотели, подобно жившим в середине XVIII века фельдмаршалу Петру Семеновичу Салтыкову и его жене, чтобы их дочери сочиняли письма идентичного содержания на русском, французском, итальянском и английском языках[674]. И, по всей вероятности, мало кто из высшего света мог сравниться с Александрой Долгорукой, молодой фрейлиной при дворе Александра II, которая, по свидетельствам современников, прекрасно говорила на пяти или шести языках[675]. Однако воспоминания как иностранцев, так и русских подтверждают впечатление, что это было общество, в высших слоях которого на протяжении долгого периода многоязычие было в порядке вещей. Марта Вильмот, которая гостила в имении Е. Р. Дашковой в начале 1800-х годов, говорила о том, что английский был шестым языком Дашковой[676]. М. Вильмот писала о том, что русское общество представляется ей «Вавилонским столпотворением <…> а русские, похоже, рождаются с даром бегло говорить на любом языке, потому что за столом довольно часто говорят на четырех или пяти языках»[677]. Примерно сорок лет спустя англичанка по имени Шарлотта, около трех лет проработавшая гувернанткой в аристократической семье, имение которой находилось в Орловской губернии, сходным образом замечала, что «владение

668

Мемуары в данном случае являются более надежным источником, чем художественная литература, не потому, что они менее субъективны, а потому, что писатель, как мы покажем в главе 9, может использовать языковые предпочтения как средство характеристики персонажа, примеры чего мы видим в классическом романе, повести и рассказе. См. также последний раздел введения, в котором идет речь об источниках.

669

Более подробный анализ роли иностранных языков в России на протяжении «длинного» XVIII века см. в: Argent et al. The Functions and Value of Foreign Languages in Eighteenth-Century Russia, а также в других статьях, которые были опубликованы в данном номере журнала The Russian Review.

670

О такого рода текстах см. второй и третий разделы главы 6.

671

Валуев П. А. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел / Под ред. П. А. Зайончковского: В 2 т. М., 1961. Т. 1. С. 97, 210, 246; Т. 2. С. 375. См. также: Т. 1. С. 58, 69, 78, 95, 110, 205, 252.

672

Там же. Т. 1. С. 207, 245, 70.

673

См., напр., там же. Т. 1. С. 290. Т. 2. С. 330. Валуеву также очень нравятся латинские выражения (например: [p]rincipium finis («начало конца»), [s]ignum temporis («знамение времени»), in toto («в целом»), semper idem («вечно одно и то же») и conditio sine qua non («непременное условие»)), некоторые из которых, возможно, были весьма распространены в речи образованной европейской элиты, и в особенности среди чиновников (Там же. Т. 1. С. 71, 112, 199, 215, 237. См. также: Т. 1. С. 58, 72, 73, 232; Т. 2. С. 268, 376).

674

Lamarche Marrese. «The Poetics of Everyday Behavior» Revisited. P. 723.

675

Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания, дневник, 1853–1882 / Под ред. С. В. Бахрушина. М., 1928–1929. Т. 1. С. 92.

676

Wilmot C., Wilmot M. The Russian Journals of Martha and Catherine Wilmot: being an Account by Two Irish Ladies of their Adventures as Guests of the Celebrated Princess Daschkaw, containing Vivid Descriptions of Contemporary Court Life and Society, and Lively Anecdotes of Many Interesting Historical Characters, 1803–1808. London, 1934. P. 117. Существует русское сокращенное издание этих писем: Дашкова Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987.

677

Wilmot, Wilmot. The Russian Journals of Martha and Catherine Wilmot. P. 26.