Три цветка Индонезии. Влада Ольховская

верить в то, во что раньше не верил, над чем насмехался. Это оказалось несложно – потому что он не верил ни во что, ему только и оставалось, что заполнить пустоту. Он не стал религиозным, однако все чаще допускал, что смерть – это не предел. Дальше что-то есть, и существуют высшие силы, которые могут больше, чем он. Эта вера оказалась особенно нужной на том этапе его пути, когда он потерял контроль над ситуацией.

      Постепенно мысли его сместились в другую сторону. Если некие высшие силы существуют, возможно, они помогут ему сейчас? Вернут то, что было? Ведь тело Александры так и не нашли… Настоящее тело, в могиле двойник. Быть может, она жива и сумеет вернуться? Умом Михаил понимал, что это невозможно. Но странная новая вера шептала это коварное слово – «вдруг». Михаил и сам не заметил, как каждый его день наполнился одной и той же мантрой, которую он повторял про себя снова и снова.

      Забери меня, верни ее.

      Она лучше, чем я.

      Поэтому забери меня, верни ее.

      Я во всем виноват.

      Забери все, что хочешь, только верни ее.

      Эта его молитва, появившаяся сама собой, не помогала, вестей об Александре больше не было, да и не могло быть. Если бы он думал только об этом, отчаяние выгрызло бы его изнутри. Поэтому Михаил все реже бывал дома, с головой погружался в работу, почти не отдыхал. Полная концентрация на расследованиях пока спасала, но он не знал, как долго это продлится. Иногда ему казалось, что он теряет остроту восприятия, мысли становятся медленными, вязкими, голова болит все чаще… Он отмахивался от этого, как от роя назойливых мелких мушек. Михаил считал, что мужчине не следует обращать на такое внимание. Начнешь – и будешь рассуждать, что стресс убивает, как неврастеничка какая-нибудь!

      Работа была лекарством, и в тот день он снова закрылся в своем кабинете, окружил себя горами бумаг, как стеной, разбирался в них, читал, исправлял, переписывал… Он заполнил свои мысли этими буквами, чтобы вытеснить безнадежную молитву, он не собирался отвлекаться.

      А его все равно отвлекли. Дежурный сказал ему, что какая-то женщина настаивает на встрече с ним. Михаил никого не ждал и никого не вызывал, поэтому незатейливо потребовал, чтобы даму послали к черту, раз уж ей хочется куда-нибудь сходить. Дежурный резонно заметил, что общество Михаила Эйлера ей милее дьявольского, гостья упрямая и определенно не бедная, у такой хватит наглости и начальство задействовать. Михаил не особо испугался, он и сам давно уже был начальством. И все же странная женщина заинтересовала его. Может, она отвлечет его даже лучше, чем эти бумаги? Документы, в конце концов, никуда не денутся.

      Убедившись, что следователь сменил гнев на милость, дежурный ушел, очень скоро появилась та самая гостья. Она и правда оказалась любопытным созданием, такие к Михаилу обычно не заходили.

      Женщина была немолода – около семидесяти, но никто не назвал бы ее старухой. Слишком уж гордой была ее осанка, слишком вызывающе она смотрела на мир. При этом женщина не пыталась молодиться,