Идеально другие. Художники о шестидесятых. Вадим АЛЕКСЕЕВ

и рассказывала, как их купил Костаки.

      Кудряшов – это отдельный разговор! В Прилуках жил Федор Федорович Платов, неинтересный художник, из бывших футуристов, занимался и поэзией, и искусством. Личность интересная. Ефросинья Федосеевна Ермилова-Платова, Рабин, я, Лида греемся на солнце, купаемся в прекрасной окской воде. Разговорились, нам все было интересно, где, как.

      – Федор Федорович, а из вашего поколения кто-то остался?

      – Не знаю уже.

      И обращается к своей супруге, Фроку он иногда называл Фро:

      – Фро, кто же из наших остался?

      – А Ваня-то где, где Ваня?

      А они уже забыли, кто куда девался за все это время.

      – А кто он? – говорю я.

      – Да он вообще у Малевича учился, но мы как-то потерялись. Лет двадцать – тридцать никаких сведений нет.

      – А где он жил-то?

      – Знаешь, Володь, место очень приметное – магазин «Военторг» на Калининском, с угла странная башня была наверху, со стрельчатыми окнами, дом уходил в переулок.

      И я иду по Калининскому проспекту, подъездов нет жилых, нахожу, захожу в подъезд, смотрю, да, почтовый ящик «Кудряшов». Раз это башня, сажусь на лифт и еду до самого верха. Выхожу, высокие двери представительного хорошего дома. В коммуналке звонков шесть, позвонил «Кудряшов». Ни слуху ни духу, постоял – может, не живет уже, старые остались звонки, нет там никого. Нажал на звонок пониже, соседке, на всякий случай.

      – Кто там? – подозрительно.

      – Я к Кудряшовым.

      Она открыла дверь на цепочке:

      – Вы знаете, вы им позвонили, а они живут наверху.

      Позвонил, в это время спускается женщина.

      – Кто там?

      Дверь не открывает, через щелку.

      – Вы знаете, я к Кудряшовым.

      – Ну я Кудряшова, что, что?

      – Мне Платов сказал о вас с Ефросиньей Федосеевной.

      – Что с ними, живы они?

      – Живы, я и пришел к вам.

      – Ой, ну я вам тогда открою.

      И я по винтовой лестнице чугунной к ним поднимаюсь. А по дороге, смотрю, висят какие-то натюрморты, цветочки, портрет Ленина. Думаю, куда я пришел, какой Ленин, какой Кудряшов? Ну, я захожу, комната метров двадцать, и висят картины с хвостатыми ракетами. Размером 80 на 60 или 70. Все какие-то хвосты и летят ракеты. Небо такое все разделанное, но хвосты довольно любопытные, как-то закручены. И сидит человек. Она ему:

      – Вань, Вань! Вот молодой человек от Платовой Ефросиньи Федосеевны, помнишь их?

      – Мальти-помальти. – Он говорил уже присказками. – Ну помню, конечно, а что с ними?

      Симпатичный человек, удивительный. Бедность, но чистота идеальная. Заштопанная рубашка-косоворотка, но все чисто. Бедность их сделала прозрачными, но очень чистыми. А картины висят только вот эти.

      – Вань, молодые люди интересуются, что ты делаешь?

      – Ну мальти-помальти – вот видите, вот о чем мечтал Малевич. Мы оказались в космосе – он же ведь о космосе мечтал.

      Ну да, говорю.