Журнал «Юность» №10/2021. Группа авторов

запомнилась эта «моя встреча с Ахматовой», такая, на мой взгляд, нелепая и даже смешная.

      Ну, честно говоря, и Анну Андреевну я вскоре прекрасно поняла: она приняла меня за выскочку и фанатичку, верную заветам Ильича, которая носит пионерский галстук поверх не только школьной формы, но и свитера и джинсов.

      Стихи с посвящением

      А. А.

      Я думаю – страдала ведь она

      еще и оттого, что жизнь пресна,

      что из красавицы, с ее таким особым

      изгибом, шармом, линией крыла,

      ее вдруг превратили зеркала

      в старуху грузную с одышкою и зобом.

      Ей, прежней, с электричеством в крови,

      питавшейся энергией любви

      и токами мужского восхищенья,

      не просто так – забыться и забыть,

      как кожу снять, как руку отрубить,

      и пережить такие превращенья.

      …Офелия плывет с венками ив.

      А лирике грозит разлом, разрыв

      материи – утратой героини.

      Она утонет с песнями, а та,

      что выживет на берегу, у рта

      потерю выдаст складкою гордыни.

      И все‑таки, минуя зеркала,

      такую музыку она в себе несла!

      Земля плыла, качались в такт кадила,

      мир в жертвенной крови крутила ось.

      Но с пением она прошла насквозь

      плен времени и, выйдя, – победила!

2.

      История эта, однако, имела своеобразное продолжение.

      Несколько лет назад Ирина Врубель-Голубкина, главный редактор журнала «Зеркало», подарила мне номер с последним интервью мемуаристки Эммы Герштейн, которое, судя по всему, было взято у нее не совсем обычным способом – то есть Эмма Григорьевна и не подозревала, что ее разговор записывают на диктофон, и поэтому говорила без обиняков. И уж – само собой разумеется – никто ей не предоставил расшифровку, которую она могла бы поправить. Не могу себе представить, чтобы эта достойная, церемонная, убеленная сединами пожилая дама могла бы себе позволить печатно обзывать «дураками» и «прохвостами» известных всему миру поэтов, литературоведов и общественных деятелей или во всеуслышание объявлять, что главной чертой характера Надежды Мандельштам была «подлость»… Словом, Эмма Григорьевна жгла.

      В одном из пассажей она говорит о пребывании Ахматовой в больнице, куда та попала по собственному желанию сразу после ждановского Постановления, то есть году в 46-47-м. И как ей там было худо, в этой больнице.

      Лежала она в одной палате – и далее цитирую: «с БАБУШКОЙ ОЛЕСИ НИКОЛАЕВОЙ (в скобках пояснение самой Эммы Григорьевны: “такая поэтесса христианская, русская и талантливая”). Она (бабушка) была женой или вдовой редактора “Известий”, коммунистка такая – когда кто-то приходил к А. А., она сразу говорила: “Дайте мне судно” – именно из-за того, что пришел человек».

      От этого меня, конечно, передернуло: вроде бы как близко к тексту жизни – и при этом какая клевета! Всё – мимо, мимо, не туда!

      Эмма Григорьевна жила в одном подъезде