Журнал «Юность» №07/2020. Группа авторов

что облом будет – еще и в присутствии язвительно-грубоватой Коровы, – а в результате брешь пробивает какой-нибудь наглец-сволочь-эгоист.

      Корова дружила с Одуваном. Ну как дружила – они менялись жвачками какими-то или даже сигаретами, подозреваю. У Коровы отчим таксист, у Одувана родители по заграницам, и сам он с ними где-то жил, в Алжире типа. Я подумал, что могу спросить Одувана спросить у Коровы спросить у Ламы – самому смешно уже, да, – как Лама ко мне относится.

      Сначала я решил взять слово с Одувана, что он никому не разболтает.

      – Что именно не разболтаю? – уточнил Одуван. – Чего у тебя за тайны?

      – Про… ммм… девушку одну.

      – Втюрился!

      – Нет.

      – Колись, в кого!

      – Да не, не, все, иди на фиг, Одуван.

      Отмазался, короче.

      Вечером бесконечно слушал цеппелиновский Communication Breakdown. Название песни – прям по теме: никакой у нас коммуникации.

* * *

      – Ты куда? – спросила мать вечером.

      – К соседу.

      – Слушай, – она начала закипать, – не нравится мне, что ты к Лёньке таскаешься!

      – А чо такого? Я пластинки переписываю.

      У матери на щеках расцвел румянец, как бледный пион. Сейчас орать будет.

      – Вот так и будешь, – она шумно втянула воздух носом, ноздри затрепетали, ну все, мне хана, – всю жизнь пластинки переписывать! Как Лёнька, точно. И ладно бы музыка настоящая – а то рок этот дурацкий, ни уму, ни сердцу. Бездельники вы!

      Это несправедливо.

      – Я школьник. А Лёня инженер, – напомнил я маме. – Лёня как Аркадий наш. И кооператив открывать собирается. Компьютеры паять.

      – Напаяет он, как бы ему потом чего не припаяли! Нет, все-таки как люди не меняются – это ж удивительное дело.

      – Кто не меняется? – Я перестал что-либо понимать.

      – Да что с тобой говорить… – махнула рукой мать.

      Иголка бесшумно опустилась на медленно вращающееся виниловое поле. Никаких щелчков, легкое шипение. И вдруг – разболтанная гитара, голос дрожащий и резкий, как наждак.

      Она всегда махала рукой, как будто отправляла поезд, когда не знала, о чем еще со мною поспорить и за что меня отругать.

      – Действительно, не к чему, – ответил я впервые в жизни так. Наверное, дерзко – с матерью не хочет разговаривать! Но если действительно не хочу. В таком, во всяком случае, тоне.

* * *

      – Лёнь, а вот мои родители… – начал я, когда тот распечатывал пластинку «великой американской группы, которую у нас никто не знает». Во внутренностях пластинки – фото, где какие-то дядьки толстые, волосатые и бородатые, как какие-нибудь крестьяне со старинных картин. Grateful Dead.

      – Лёнь, – снова начал я, когда пластинка уже закружилась и игла опустилась с шипением. – Вот меня родители чмырят за то, что я музыку слушаю.

      – Ну у них же другие вкусы, они не любят ни блюз, ни рок тем более.

      – Чмырить-то зачем?

      – Да не обращай внимания, родители тебя любят и хотят, чтоб ты учился