Золотое лето. Галина Дмитриевна Гончарова

при всех, на грязном перроне, опустилась на колени императрица Русины.

      Опустилась на колени перед теми, кто пострадал по вине ее отца. Может, и не хотел Петер. Но это его глупость, слабость, потакание жене довели до такого. Это он все развалил. И если кто-то скажет, что смерть все искупает…

      Ни черта!

      Не искупает она ничего! Помереть просто. А ты поди исправь все то, что натворил, и расхлебай, что заварил. Сможешь?

      Нет? То-то и оно. А помрешь – и все, ни горя, ни забот, только жалость и слезы. Даже обматерить покойника толком нельзя.

      А вот выкопать и на свалку выкинуть – иногда и стоило бы. Гадко воевать с костями? А это не война. Это – справедливость.

      – Перед вами виноват мой отец – он это допустил. Перед вами виновата я – я должна была его остановить…

      Тор Изюмский смотрел на профиль девушки.

      Да, это действительно императрица.

      Копия Петера. Это сразу видно тем, кто хоть раз… даже не то что видел императора. Видел его профиль. На монете, бюсте… Яна была копией своего отца. Только в женском варианте.

      Тот же высокий лоб, короткий прямой нос, те же глаза, волосы… разве что подбородок, наверное, достался ей от матери. Петер нарочно отращивал бороду, чтобы скрыть слабость характера, вялость губ… а вот Аделина отличалась решительностью. Так что подбородок у Яны был вполне упрямым.

      Да, это определенно принцесса Анна. У Николая хранилась вырезка из газеты, и сейчас он мысленно сравнивал… Непривычная прическа. Непривычное выражение лица. Но это – она.

      Валежный совершил чудо.

      Он нашел законного наследника престола.

      Слова медленно слетали с ее губ. Словно камни.

      Те самые, что вешают на шею. Вериги? Обеты?

      Не важно, все одно – снимать нельзя.

      Щелкали магниевые вспышки, лихорадочно строчили в блокнотах репортеры (эту заразу никакой революцией не возьмешь), а Яна внятно произносила давно обдуманные ею слова.

      Проклятая ответственность.

      Она думала об этом, пока поезд мчал их к границе.

      Думала ночами, не имея возможности обсудить это ни с кем иным, думала, лежа рядом с Гошкой и перебирая мягкие волосенки своего сына, думала…

      Она обречена.

      А вот люди должны жить.

      Она обречена. Но ее сына и ее сестру это затронуть не должно.

      Она обречена. Но Русина должна выстоять. А чтобы это произошло…

      Людям нужно знамя.

      Причем – конкретное. И не так, чтобы она померла – и все рухнуло. Нет! Так, чтобы она померла как символ. Как мученица… вот в христианстве это хорошо провернули! Идеологи померли, а идеи вон сколько уже живут! И не придавишь!

      Яне требовалось то же самое.

      Отречься от трона она не может. Но постепенно продвигать в массы идею, что династия Вороновых оказалась недостойна и прохлопала… крыльями все, до чего дотянулась, – можно. А значит, династию надо менять.

      Вот Яне подберут мужа, разумеется, достойного, и она передаст всю власть ему. А чтобы уж до конца…

      Хотели вы хунту?

      Вот ее и получите! И парламент,