Посмотреть в послезавтра. Надежда Молчадская

из «матрешки», посмотрел на небо; солнце ослепило глаза.

      – Какая же погода сегодня, просто чудо! Федор плюнул на окурок, бросил под ноги, наступил на него и прокрутил носком кирзового сапога два раза.

      – Много куришь, Федор! Вредно для здоровья.

      – Вредно, когда жена выглядить бледно. Поехали таперича по моим делам, – пробурчал Федя.

      Мой попутчик завел мотор и продолжил выдавать трели.

      «Не Федор, а соловей-разбойник», – злился я. Чтобы отвлечь свистуна, начал задавать ему глупые вопросы.

      – Ну, как вам здесь живется?

      – Хорошо, пока жуется! – засмеялся он и продолжил насвистывать. Проехали мы еще минут десять; вдалеке показался домик.

      – Там кто-то живет?

      – Живеть, живеть – хто бока не мнеть.

      Все, буду лучше молчать, лучше уж свист. Мое терпение было на исходе.

      Остановились неподалеку от избы. Федор направился к домику. Через некоторое время он вернулся с канистрой, открыл капот, залил горючее, канистру оставил на дороге, из кармана вытащил тряпку, вытер руки. Залез в машину, поерзал на сиденье.

      – Таперь к Авдотье, – объявил мой мучитель.

      Ну слава Богу, закончится скоро тряска со свистом. Глубоко вздохнул, и стал смотреть по сторонам. Про какой лес Авдотья рассказывала? Вокруг одно поле с засохшей травой. Вот тебе просторы Руси-матушки. Сколько земли брошенной… Федор резко свернул налево, и мы поехали прямо по полю.

      – Так короче будет! – объявил Федор.

      Через минут тридцать на горизонте появилось Авдотьино подворье. Через десять минут свист, наконец-то, прекратился.

      Я вышел из машины, громко хлопнув дверью. Федор выскочил из машины и прокричал мне в спину: «К часу ночи буду, если не забуду!».

      Махнул рукой не оборачиваясь. «Вот противное существо. Зараза…», – бормотал себе под нос. Вошел в избу. Авдотья сидела возле окна и тихо что-то напевала.

      – Ну и день выдался сегодня, Авдотья Лукинична!

      Она даже не шелохнулась, продолжала смотреть в одну точку и напевать. Постоял возле нее минуту, развернулся и пошел в свое временное пристанище. Поставил термоконтейнер на сундук и плюхнулся на кровать. Бесят меня эти людишки, не могу понять, что в них не так? Все, хватит анализировать пустоту! Уеду и забуду все, как страшный сон.

      – Володя, обедать пора! – послышался уже приятный для меня голос из кухни.

      – Сейчас, Авдотья Лукинична, дайте мне пять минут.

      – Хорошо, родимый, твое время – ты им сам и распоряжайся, тольки мояво не отнимай: два раза греть еду не буду.

      После этих слов выбора у меня не оставалось, вошел на кухню и сел за стол.

      – Руки забыл помыть, милок.

      Встал, глубоко вздохнул, пошел в сени и вернулся уже с вымытыми руками.

      – Ты не серчай на мене, Володя, я понимаю, негоже мне табе указки давать. Понимаю, уморился и забыл. Небось три часа с энтим свистуном провел, а это как цельный огород вскопать без передыху.

      – У Вас тоже был