Мысли о войне. Теобальд фон Бетман-Гольвег

пищу всемирное беспокойство находило себе в политике balance of power (равновесия сил), стремившейся разбить Европу на два враждебных, не доверяющих друг другу, вооруженных лагеря. Да и послы великих держав, лично знавшие достаточно близко императора, прекрасно понимали, что его намерения, несмотря на все, были самыми миролюбивыми. Карикатурный образ тирана, полного ненависти и жаждущего всемирного владычества, представляет собой преднамеренную ложь, которую можно объяснить только психозом войны. Быть может, величайшая трагедия, постигшая императора, заключается в этом неслыханном искажении его воли, глубоко преисполненной идеалами мира. И кому, как мне, выпало на долю после долголетнего, полного доверия, общения и обмена мыслями, переживать вместе с ним ту страстность, с какой эта воля искала летом злополучного 1914 г. мирного исхода, тот может понять, в какой степени должна была возрасти огромная боль, причиненная ему развалом Германии, от этого осквернения его сокровеннейших убеждений, вытекавших из его христианского мировоззрения.

      Внутреннее положение Германии при моем вступлении в должность канцлера было достаточно запутано. Политика блока князя Бюлова означала несомненный успех постольку, поскольку она, хотя бы временно, вырвала развившийся немецкий либерализм из бесплодного состояния оппозиционной партии и, таким образом поставила правительственную политику на более широкий базис. Но консерваторы с самого начала, по деловым и личным соображениям, не симпатизировали сотрудничеству с прогрессивной партией. В особенности же центр, связанный многочисленными нитями с правыми, отнесся с вполне понятным неудовольствием к тому, что он в результате блокированных выборов попал в оппозицию бок-о-бок с социал-демократией. Быть может, результаты были бы более благоприятные, если бы правительство трактовало свою позицию против центра, как временную. С распадом блока разлад между партиями стал еще больше, чем был до его возникновения. Правая, довольная, что она отделалась от сотрудничества с прогрессивной партией, была склонна подчеркивать решительнее, чем раньше, свои крайне консервативные взгляды, в особенности в прусском ландтаге. Буржуазная левая чувствовала себя горько разочарованной разрушением своих надежд приобрести более длительное влияние на политику и опять вернулась в фарватер оппозиции. Социал-демократия, сильно ослабленная блокированными выборами, еще глубже затаила свою непримиримость. Только центр в конце концов выиграл. Благодаря умелому руководству, сумевшему крепко спаять объединенные в нем консервативные и демократические элементы, и благодаря осторожной тактике, избегающей всяких преждевременных обещаний, ему удалось опять завоевать то положение, которое наиболее соответствовало политике диагонали, обусловленной общим взаимоотношением сил.

      Взаимное озлобление партий нашло себе обильную пищу в настроении народных масс вне парламента. Теперь кажется просто непонятным, как могла вокруг