Корейский вариант: Корейский вариант. Время сурка. Сеятель. Владимир Поселягин

а я уже сел на койке, сложил простыню, та ответила:

      – Нужен ты больно. А я так и думала, что ты Пак. Ты в душе на русском пел, красивая такая песня, жалобная. Про то, как она вернётся, что она тебе заменяет солнце, и ты наденешь ей колечко на палец.

      Тут я чуть не смутился. Это была единственная современная русская песня, которую я слышал за двадцать четыре года. На американской базе, пока у меня брали анализы, зазвучала на латышском радио эта песня, и я её прослушал до конца, а потом долго крутил в голове, запомнив на всю жизнь. Она мне очень понравилась, как свет в оконце. Можно сказать, один из факторов, почему я держался, а не сломался под опытами, как остальные.

      – Угу, и ты в одном белье была, – решил я отвлечь красавицу, да и тема позабавила. – То мне больше понравилось, чем то, что сейчас на тебе, армейское.

      – Обойдёшься, – фыркнула та, как кошка. – Мы как вернулись, сразу о тебе доложили, и ты через пару дней появился.

      – Ну, вот пазл и сложился… Ладно, тебе чего от меня снова надо, а? Отстань уже от меня, я спать хочу.

      – Ты. В. Женской. Палатке, – печатая слова сообщила та.

      Кстати, говорила на чистейшем русском языке, и я теперь более чем уверен, что девочка из Союза. Вот только что она тут делает, в шпионские игры играет? И кто только её надоумил, кто подтолкнул на скользкую дорожку?

      Осмотревшись, я пожал плечами и пояснил:

      – Куда меня ночью занесли и положили, там и спал. И вообще, на входе не написано, что она женская.

      – Я тут, значит, женская, – сделав холодный тон, ответила та. – Иди отсюда.

      – Вот вечно ты так, – пригорюнился я. – Нет чтобы приобнять, обогреть, всё пинаешься. Генералов своих южнокорейских пинай.

      Увернувшись от очередного пинка и не обращая внимания на то, как та замерла, глядя на меня, я подхватил вещи и в одних трусах выбежал наружу. В руках у меня только комбез был и обувь, остальное куда-то делось. Отобрали, сволочи краснопогонные. Снаружи я быстро осмотрелся, не понимая, где нахожусь, длинными рядами тесно друг к другу стояли ровные, можно сказать, идеально ровные ряды больших взводных палаток. Посмотрев в обе стороны улицы, увидел тупики, но не выход. И где это я? Однако отойти от палатки мне не дали, часовой, что стоял у входа, так и сказал:

      – Не велено.

      – Чего не велено?

      – Ничего не велено.

      – А если ничего не велено, то велено не веленого. Получается, что велено, так?

      – Так, – вынужденно сказал солдат, тупо глядя на меня.

      – Ну, я пошёл.

      – Стой! Не велено покидать палатку, – быстро пришёл тот в себя и, сняв с плеча винтовку, загнал меня обратно в палатку, где, свернувшись в клубок, вся дрожала на моей койке красавица. – Чего это с тобой? – с недоумением спросил я, устраиваясь на пустой соседней койке, и, надев майку, стал надевать комбинезон.

      Та подняла голову, и я увидел её смеющееся лицо, со всхлипами та сказала:

      – Иди отсюда, велено не велено.

      – А, веселимся, ну понятно. Сейчас обувь надену и уйду.

      Надев