Странные люди (сборник). Сергей Шангин

автоматически плюхнулся на стул, заправил чистый лист в машинку, пальцы его замерли над клавишами:

      – Что писать? – задал он дурацкий по его мнению вопрос.

      Дурацкий, потому что писатель этот вопрос задает лишь самому себе и собственному вдохновению, но никак не постороннему человеку, даже если тот называет себя Музой.

      – Пишите!

      «Занимался рассвет. Нежное розовое утро ласково обнимало спящие дома сельчан. Светлана чихнула и проснулась. Луч солнца золотой проник в щель ставни и заиграл на ее золотистых кудрях. Ах, – воскликнула Светлана, – утро новой жизни, новой любви, я так люблю своего Прохора.»

      – Постойте, я не буду писать эту чушь, – возмутился Семерикин, отодвигая от себя пишущую машинку. – У меня есть собственные мысли и я буду их писать, даже если они вам не нравятся.

      – Что значит собственные? – возмутилась Муза Степановна. – Откуда эти собственнические настроения? Вы писатель, я ваша Муза и мысли у нас общие – пишите, я вам говорю!

      – Не буду, мне не нравится, я так не пишу, – слабо сопротивлялся Семерикин, не привыкший спорить с женщинами. – И почему героя зовут Прохор?

      – Так зовут моего мужа, – как малому ребенку терпеливо пояснила Муза Степановна. – Вам без разницы, а мне было бы приятно увековечить его имя. Николай Иванович, не отвлекайтесь, у нас работы невпроворот, нам писать и писать. У меня этих самых творческих задумок на семь романов и пять повестей, мы с вами ого-го как прославимся.

      Писатель Семерикин представил перспективу совместного написания с Музой Степановной семи романов и пяти повестей, взвыл от горя и бухнулся головой об стол. Свет померк в его глазах.

      – Коля, Коленька, очнись миленький, – услышал он как через вату озабоченный голос жены.

      Противный запах нашатыря ударил в нос, заставив Семерикина подскочить на месте и в ужасе открыть глаза. Он лихорадочно озирался, нигде не находя зловредной Музы.

      – Где она, куда она подевалась? – в страхе твердил он, вцепившись в руку жены.

      – Коленька, кто она? Тут никого, кроме нас нет! Успокойся, миленький, вот водички выпей и успокойся.

      – Тут Муза была, – стуча зубами о край стакана, признался он.

      – Ах, Муза, – облегченно вздохнула жена. – Ушла Муза, нету ее, пора тебе отдохнуть, Коленька, совсем заработался со своей книжкой.

      – Нету? – не поверил Семерикин. – И дверь запертая была? – спохватился он, вспомнив, что дверь за Музой Степановной не закрыл. – Все вещи на месте?

      – Коленька, успокойся, что у нас можно украсть? – усмехнулась жена. – А дверь совершенно точно была закрытой.

      Семерикин облегченно вздохнул – сон, глупый сон, переработал, вот и сморило.

      – На чем ты там остановился, писатель мой великий? – жена вытянула лист из пишущей машинки и близоруко прищурилась.

      «Занимался рассвет. Нежное розовое утро ласково обнимало спящие дома сельчан. Светлана чихнула