Лик полуночи. Марина Лостеттер

Пальцы, похожие на когтистые лапы, стремились вцепиться ему в горло и придушить. Она хотела проткнуть его, вскрыть его.

      – Дай-ка мне взглянуть на него! – выкрикнула она. – Где оно? Где в тебе живет насилие? В животе? В позвоночнике? Покажи мне, Виктор!

      – Мелани! – пронзительно закричал он, отпрыгивая. – Это не ты. Борись с маской. Борись с ней! Я этого не делал.

      Он швырял в ее сторону подушки, масляные лампы, стол – все, что могло ее остановить.

      – Это я. Я – Лейвуд, а не Виктор!

      Гнев затуманил ее зрение, она швырнула кочергу вперед, и та воткнулась концом в плюшевый стул, едва не попав в Лейвуда.

      Так не должно быть, поняла она, в ужасе пятясь. Лейвуд ничего не сделал – только помог мне. Он хороший человек. Но перед глазами вновь промелькнул образ его отца, и ненависть вернулась с удвоенной силой. Она боролась с ней, попыталась разделить чувства.

      – Лейвуд, – сказала она, и в голосе звучала тревога.

      – Мелани? Сними маску!

      Она схватилось пальцами за края и потянула изо всех сил. Но маска не сдвинулась с места. Он сидела, как приклеенная, впилась в нее как пиявка.

      – Не могу… Она…

      Сердце резко забилось в груди. На нее нахлынула паника, руки дрожали, пока она пыталась сорвать с себя деревянную маску.

      В следующее мгновение она снова бросилась за ним. Из ее рта вырывались страшные грохочущие обвинения. У нее даже голос изменился.

      Она попыталась бороться с раздвоением личности. Ей хотелось избавиться от эха мастера Белладино, который был разъярен и одержим желанием разорвать Лейвуда на части. Ей хотелось вернуть себя – Мелани, которая и мухи не обидит. А уж того, кто ей помог, и подавно.

      – Помоги мне! – воскликнула она.

      И через мгновение с силой выплюнула:

      – Ты – дерьмо.

      Мелани боролась с собой, отчаянно пытаясь освободиться от сущности, которая овладела ее телом.

      – Огонь! – закричала она и двинулась к нему, но споткнулась о собственную ногу и упала.

      – Что ты делаешь? – он не бежал от нее, но держался подальше.

      – Сожги ее, – призвала она. – Сожги!

      Ее шатало, но, дюйм за дюймом, она поползла по полу к очагу, умоляя его поторопиться, а Белладино в это время проклинал его. Она чувствовала себя больной, безумной. Она не боялась пламени, не боялась обжечься. Она просто хотела снова стать самой собой.

      Лейвуд бросился вперед, схватил за маску и потянул. Не вышло. Мелани схватила его за запястья и зарычала.

      – Я не могу ее снять, – сказал он, потерпев крах, пытаясь заглянуть в глаза, наполовину скрытых за деревом, в поиске еще какой-нибудь мысли.

      Мелани продолжала умолять его сжечь маску.

* * *

      Хотя Мелани и просила сжечь маску, но тело ее корчилось, отчаянно пытаясь вырваться.

      – Нет, – сказал Лейвуд. – Ты… Тут должно быть что-то другое.

      Но воспоминание о маске отца – затем о топоре, которым Лейвуд рубанул по собственному лицу – его собственное прикосновение к смерти. Возможно, единственным спасением был огонь.

      Но потом он подумал,