Черная Мадонна. Аннет Бове

снова загромыхали по камням. Не так давно, всего каких-нибудь два с половиной года назад этот звук казался мне музыкой: трагической и резкой; то утешительной, то пугающей, рваной и жесткой, но невероятно гармоничной. Потому что тогда нас было двое, и у нас был иммунитет, вдвоем мы ничего не боялись и были способны на многое, на самое невероятное – мы так полагали. И это невероятно, но очевидное, у нас часто получалось.

      Декабрь 2006, небеса

      Если подняться ещё выше, предположим, на стандартную высоту полета авиалайнеров, то клочки земной поверхности, поля, разделенные реками или лесополосами, становятся меньше, цвета сливаются, смешиваются один с другим. И всё-таки прозрачная, струящаяся голубоватость Земли видна только из космоса, потому что лоскутное одеяло укрыто слоями воздуха. Наверное, там, среди звезд, как нигде в другом месте, можно по-настоящему ощутить единство мира и человека, универсальность всего сущего, контактность каждого с каждым, перетекаемость и взаимопроникаемость сознания, энергии. Там можно парить в безвоздушном пространстве, вдыхая кислород через хрупкую трубку, замирать от боли и радости, вспоминая о том, чего никогда не знал, но что живет в тебе от рождения, какое-то многовековое знание о мире, о переживаниях и наслаждениях каждого и целого, отдельного и единого. Макромир, космополис, где всякий рад тебе, потому что узнает себя в твоих мыслях, вспоминая через твою улыбку о чем-то из прошлой жизни, что засыпает в нас после нового рождения, замирает и таится до нужного момента. И когда ты висишь над живым глобусом, болтаешь ногами, а точнее, тяжелыми штанинами скафандра, ты понимаешь, что все мы способны к пробуждению, к воспроизведению, к воплощению того, что раньше казалось чужим. Душа мира проходит через тебя и через любого из нас. Мир родил тебя, но и ты родил его. Нет ни пространственных, ни духовных преград между людьми, потому что мы дети и одновременно родители друг друга.

      – Вы слышите меня, а?

      – Что, простите?

      – Девушка, я уже пять минут пытаюсь перебраться через вас. Скоро снова включат этот значок.

      Да, это мы летели в самолете из Москвы в Мадрид одним декабрьским солнечным днем. Поверить не могу, что прошло уже два с половиной года, а ощущения помнились в самых мельчайших подробностях. Я с удовольствием прижала ладони к теплой поверхности серого в белую точку камня, похлопала по нему беззвучно и, запрокинув голову, уперлась взглядом в ночное барселонское небо. Было приятно прикасаться к камню. Но так ли приятно было прикасаться к прошлому?

      – Вы что, не понимаете? Вы слышите? Загорится это значок, а я буду не пристегнута. Или опять затрясет так, что будь здоров. Вам бы понравилось сидеть в сортире, когда самолет попадает в зону турбулентности?

      – Нет, мне не… Да, да, конечно, проходите. Прошу прощения.

      – «Прошу прощения»…

      Наша взволнованная соседка по салону самолета, удалилась в уборную, лихо виляя бедрами.

      – Что это с ней?

      – Нервы.

      Когда