Шпионский тайник. Питер Джеймс

я все же подождал еще пару минут, прежде чем подняться. Левая рука разрывалась от боли, но не выпускала серебристый сверток. Я встал, пошатываясь, и тут в здание ворвался целый взвод парней в синем – французский ответ инспектору Нэкеру. В первую секунду меня охватил неописуемый восторг – никогда в жизни я не был так рад встрече с полицейскими. Но уже в следующий момент осознал, что стою рядом с тремя трупами, держа в одной руке дымящийся пистолет, а в другой – пять фунтов героина. Стою и довольно ухмыляюсь.

      Глава 8

      В течение всей следующей недели французская полиция оказала мне одну-единственную любезность: позволила выбрать, на какой, нижней или верхней, койке спать. Я выбрал верхнюю и, как оказалось, не ошибся – каждый вечер в камеру приводили какого-нибудь пьянчужку, который валился на нижнюю койку и всю ночь храпел, бубнил и метался. Утром его уводили, так что я даже не успевал разглядеть лица своего сокамерника. Вполне возможно, это был один и тот же бедолага.

      Неделя выдалась хуже не придумаешь, и к концу ее я и сам дошел до предела. Чертовски болела рука. Пулю вытащили, но провести хотя бы ночь на больничной койке не разрешили, посчитав, наверное, что это было бы недопустимой роскошью. Рану зашили, повязку наложили и отправили меня прямиком в камеру.

      В камере было жарко, душно и сумрачно. Время от времени в крохотное зарешеченное окошко под потолком заглядывали редкие солнечные лучи, но и они только усиливали ощущение густеющего внизу мрака. Позвонить мне не позволили и, более того, ясно дали понять, что и в будущем к телефону не допустят. Я не мог связаться ни с консульством, ни с адвокатом – ни с кем.

      Месье не получит никакой помощи, пока не назовет имена всех членов наркосиндиката.

      Объявление в «Таймс», визит Уэзерби – все это их совершенно не интересовало. Снова и снова от меня требовали правды.

      Каждый день на протяжении целой недели меня вытаскивали из камеры и вели в другую комнату, тоже без окон, но с яркими лампами – на допрос. Через какое-то время я уже начал кричать на них, этих злобных недоумков, от которых постоянно несло вчерашним чесноком. Ничего другого не оставалось. Я ничего не знал, а сочинять небылицы счел нецелесообразным – ложь в конечном счете сыграла бы против меня.

      Каждую ночь на протяжении этой долгой-долгой недели я проклинал себя за глупость, за то, что поддался на уловку, паршивые пятьсот фунтов, которых, скорее всего, и не увижу больше. А еще я точно знал, что сделаю, если когда-нибудь выберусь из тюрьмы. Найду Уэзерби и выбью из него все дерьмо.

      Искать не пришлось – он сам меня нашел.

      В тот день надзиратель, как обычно, повел меня на допрос в хорошо знакомую комнату. Я сел на деревянную табуретку и приготовился ждать следователей. Вместо них вошел Уэзерби.

      На этот раз он не стал протягивать мне руку, но с заметным усилием опустился на соседний стул. На нем был тот же макинтош, тот же костюм и тот же зеленый галстук. Только рубашку мой клиент сменил на более легкую.