Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник). Уильям Гибсон

По экрану бежали колонки букв и цифр. Дневные котировки нью-йоркского рынка.

      – А, это вы, Эстевес, – извиняясь, улыбнулся француз. – Прошу прощения. Одну минутку.

      И Пикар вернулся к своему разговору. Пока он говорил, Марли изучала котировки. Поллок снова упал. Это была как раз та сторона арт-бизнеса, в которой Марли разбиралась хуже всего. Пикар, если так звали этого человека, наставлял брокера в Нью-Йорке, обговаривая приобретение некоторого числа «пунктов» работы определенного художника. «Пункты» высчитываются самыми разными способами в зависимости от того, какие средства использует художник. Впрочем, с почти полной уверенностью можно было утверждать, что сам Пикар никогда не увидит приобретаемых работ. Если художник имеет достаточно высокий рейтинг, оригиналы, скорее всего, надежно спрятаны в каком-нибудь сейфе, где их вообще никто не видит. Дни или годы спустя Пикар, возможно, наберет тот же самый телефонный номер и прикажет брокеру продавать.

      Галерея Марли продавала оригиналы. Это приносило сравнительно немного денег, но зато и своего рода нутряное, непосредственное удовлетворение. И разумеется, всегда оставался шанс, что тебе повезет. Она, помнится, убедила себя, что ей действительно очень повезло, когда Ален устроил так, чтобы «случайно» всплыл поддельный Корнелл. Корнелл высоко котировался у брокеров, и его «пункты» стоили очень дорого.

      – Пикар, – будто обращаясь к слуге, произнес Пако, – познакомьтесь, это Марли Крушкова. Сеньор подключил ее к делу об анонимных шкатулках. Ей, возможно, захочется задать нам несколько вопросов.

      – Очарован, – сказал Пикар и тепло улыбнулся, но Марли показалось, что она уловила в карих глазах галерейщика некий проблеск: скорее всего, он пытался связать имя с каким-то скандалом, причем сравнительно недавним.

      – Насколько я понимаю, именно в вашей галерее была оформлена эта сделка?

      – Да, – подтвердил Пикар. – Мы выставили работу в нашем нью-йоркском зале и получили ряд предложений. Однако мы решили дать ей шанс также и в Париже… – он весь светился от радости, – и благодаря вашему работодателю это решение оказалось весьма прибыльным. Как поживает герр Вирек, Эстевес? Мы не видели его уже несколько недель…

      Марли украдкой бросила взгляд на Пако, но смуглое лицо испанца осталось совершенно невозмутимым.

      – Я бы сказал, сеньор прекрасно себя чувствует, – ответил он.

      – Великолепно, – сказал Пикар с чуть излишним энтузиазмом. Он повернулся к Марли. – Чудесный человек. Легенда. Великий меценат. Великий ученый.

      Марли показалось, что она услышала, как Пако вздохнул.

      – Не могли бы вы мне сказать, где именно ваше нью-йоркское отделение приобрело данную работу?

      Лицо Пикара вытянулось. Он взглянул на Пако, потом снова на Марли:

      – Вы не знаете? Вам не рассказали?

      – Не могли бы вы сказать мне сами?

      – Нет, – сказал Пикар. – Очень жаль, но не могу. Видите ли, мы не знаем.

      Марли уставилась на него в полном недоумении:

      – Прошу прощения,