Клан двурогих. Сергей Шведов

особ стали куда более теплыми. К чему бы это?

      Глава 11

      Бабий бунт

      Таха захватили врасплох, когда он, ничего не подозревая, наведался в коровник, задать скотине сена. Держался он стойко, хотя его буквально раздирало от смеха. А может быть, именно по этой причине, поскольку любовь требует сосредоточенности. Так он, собственно, объяснил ситуацию Марте и Ингрид, без особых церемоний придавив их к стогу сена.

      – А ты сосредоточься, – сказала Ингрид и вдруг заплакала так жалобно, что у Таха даже сердце упало.

      – Мы же не уродки какие-нибудь, – проговорила сквозь слезы Марта.

      – Вы красавицы, – сказал чистую правду Тах.

      Если бы речь шла просто о легкой интрижке, то Таха долго уговаривать не пришлось бы. Не такой уж он дурак, чтобы отказаться от девушек, которые сами вешаются на шею. Но здесь все было совершенно иначе, и он считал бы себя последним подонком, если бы походя наплевал в чужие души. Ему хватило ума понять, что эти зареванные дурехи, к которым он уже успел привязаться за эти тяжелые страшные месяцы, ищут у него не развлечения, а защиты. Защиты и себе, и своим еще не родившимся детям в этом страшно для них мире. Вот только способен ли Тах, при всем своем самомнении, дать им то, чего они хотят. Честно говоря, ему страшно было взваливать на плечи ношу, которую придется тащить долго, может быть всю оставшуюся жизнь.

      – У Гильдис отец жив, – сказала плача Марта, – а у нас никого.

      Ингрид молчала и смотрела на Таха. Было в этих синих глазах нечто такое, от чего ему стало не по себе. Ингрид Мьесенская была красавицей, наверное, у нее не было бы отбоя от женихов. Вот только кости этих несостоявшихся мужей укрыл погребальным саваном свежевыпавший снег. А Тах остался жить и, значит, взял на себя обязанность, заменить павших. Такой вот получался странный расклад.

      – Вы мне нравитесь. Только ситуация получается неловкая. Вам, конечно, решать, но… – Тах умолк и растерянно посмотрел на Ингрид.

      – Мы уже решили, – твердо сказала та и принялась расстегивать кофточку на груди.

      – Неудобно как-то, – вздохнул вконец сбитый с толку Тах. – Вдруг кто-нибудь войдет, а мы тут на сеновале…

      – А я покараулю, – с готовностью предложила Марта.

      – Холодно же, – попробовал уклониться Тах. – Давайте в другой раз.

      Он почти обреченно смотрел на обнаженную грудь Ингрид. Нет, не устоять благородному Таху Ожскому против такой роскоши, хоть плач. А может, действительно заплакать сейчас, чтобы не каяться потом всю жизнь, глядишь и помилуют.

      – В сене тепло, – сказала Ингрид и потянула вверх юбку, обнажая белые как сметана ноги.

      – Боже мой, – только и успел выговорить Тах, и тут же ему заткнули рот пухлыми жадными губами.

      Больше Тах не сопротивлялся. Да пропади оно все пропадом, разве ж можно отказываться от этого молодого жаждущего любви тела, которое пахнет сразу и сеном, и медом, и молоком, и еще тысяча и одним запахом, от которого кружится голова,