Ты мне не сестра. Любовь Попова

очень-то разумно использовать полицию, как личную охрану, – говорит этот лысеющий ловелас, и я бросаю на него взгляд.

      – Не очень-то разумно не слушаться убийцу, – нахожу папку с фамилией «Андронова Светлана» и трясущейся рукой забираю. Мое.

      – Вы не убийца, – как-то неуверенно шепчет мужичок с небольшим пузом.

      – А два трупа, которые мне приписаны три года назад, думают иначе, – вонзаюсь в него взглядом и тот резко делается меньше в росте. Хотя куда бы, казалось, меньше.

      Сую папку ему в белеющую харю.

      – Отца делишки?

      Глеб стирает со лба капли пота и кивает.

      – Он не видел ничего. Просто просил собрать информацию и держать вас от нее подальше.

      – Ясно… Отцу сообщишь, что ничего не изменилось. Это понятно?

      – Да, а что мне…

      – И после его смерти я заплачу тебе в два раза больше, чем он.

      Влажные паучьи глазки загораются алчным сиянием. Глеб кивает, но тут же ловит ртом воздух, когда я рукой сдавливаю горло.

      – Если он узнает, то на моей совести будет третья человеческая жизнь. Доступно объяснил?

      – Весьма доступно…

      На выходе бросаю пачку денег ему на стол и выхожу, уверенный, что ради бабла этот урод продаст и маму родную.

      А отец больше не заплатит. Он до жути жадный.

      И то, что он решил заплатить детективу больше в два раза, говорит о сильнейшем интересе в том, чтобы мы с Ланой друг друга не нашли.

      И я очень сомневаюсь, что дело в моральной стороне вопроса.

      Как раз слово «мораль» отсутствует в словаре Андронова.

      Продажа детей, проституция, шантаж, заказные убийства, финансовые махинации. И это только верхушка того, с чем я столкнулся за последние три года.

      В душе давно поселилась мрачная пустота и безразличие ко всему происходящему. Я делал вид, что учусь всему, а на самом деле готовлюсь. Андронов должен напороться на то, за что так долго боролся.

      Хотел сделать из меня такого же ублюдка и подонка, как он сам.

      Отлично…

      Только вот забыл, что порой оружие в руках взрывается.

      Возле дома устало прикладываюсь к рулю и поворачиваю голову к красной папке.

      Она вспышкой горит в мозгу. Лана. Блять, она вообще не изменилась. Даже покрашенные волосы и новая стрижка не смогли скрыть лица, в котором я знаю каждую черту.

      И глаза эти огромные. Перепуганные. Такие я их видел в первый раз. Мы встретились случайно. В лесу. Нас тут же накрыло. Нам даже представляться не пришлось. И момент знакомства как-то сам собой стал лишним.

      Если бы не голос лучшего друга вдалеке, я бы ее взял. Прямо там. И она ведь была готова.

      Раскрыла свои стройные ножки, показывая мне мокрые после дрочки лепестки. Окружила меня терпким, мягким как пуховая перина, запахом.

      Подношу к носу пальцы.

      Он и сейчас не изменился. Все такой же сладкий и дурящий башку.

      Уже тогда нам нельзя было быть вместе. Она дочь мэра, а я детдомовец.

      Но мне было плевать на «нельзя». Как и сейчас плевать на наше кровное родство. Только вот