Принц и Нищин. Кондратий Жмуриков

страдающих неврозами и бессонницей, под глазами. Этого помятого лица, этого длинного носа.

      Тот самый человек, который несколько дней приходил в казино с амбалом и не играл, а только анемично просиживал за стойкой бара.

      – Это к вам, девчонки, – сказал он чуть нараспев. – Вместо нас.

      – Ага, – промурлыкала девица у зеркала и, легонько пошатываясь, прошла наискосок через всю комнату, не делая ни малейших скидок на свою более чем скудную экипировку, и спокойно уселась на колени несколько оторопевшего Алика Мыскина, который завалился в кресло, не отрывая взгляда от неожиданно появившегося мужчины с помятым лицом.

      Юджин, ухмыляясь, стоял у двери и, откровенно рисуясь, оглаживал свою униформенную жилетку.

      – Все это, конечно, замечательно, – наконец сказал Сережа Воронцов, несколько собравшись со своим растрепанными мыслями, – но чем обязаны, э-э-э… чем обязаны? Ведь мы… ик! м-м-м… пардон… даже, так сказать, не знакомы.

      – Почему же не знакомы? – произнес тот, вдруг удивительно напомнив Сереже очковую змею. – Вы Александр Мыскин, не так ли? А это, – тусклый взгляд упал на Воронцова, и глубоко посаженные глаза очковой змеи еще больше сузились и коротко вспыхнули – вероятно, так же бледно и завораживающе кобра смотрит на птицу, подумал Сережа, – а это Воронцов, девичья фамилия – Нищин. Сергей… или, быть может, я ошибаюсь?

      Сережа уже собрался с мыслями настолько, что начал довольно откровенно обследовать некоторые фрагменты тела девицы на коленях у Алика – особенно из числа тех прелестей, что прорисовывались у него перед глазами. При этом он еще и успел сколотить следующую фразу:

      – Разумеется, вы не ошибаетесь. Если бы вы допускали возможность ошибки, вы подсунули бы нам не этих ша… т. е. милых дам, а каких-нибудь кривоногих будок со шпалопропиточного завода.

      – Простите? – не понял тот.

      – Да это я так… не обращайте внимания. Лирическое отступление.

      – Хорошо, – отрывисто сказал тот. – Моя фамилия Романов. Ваш тезка. Сергей Борисович меня зовут. Я хотел бы поговорить с вами, Сережа.

      – Хорошо, – сказал тот после некоторой паузы, – поговорим.

      – Выпить не желаете?

      …Никакое иное предложение не может найти в душах истинно русских людей более живого и непосредственного отклика.

      Будь Воронцов и Алик Мыскин несколько трезвее, они непременно задались вопросом: а с какого такого перепугу гражданин Романов С. Б., похожий на помесь бабуина с очковой змеей, осыпает их такими благами, как-то халявная выпивка и возможность плотно пообщаться с уже заказанными и проплаченными девочками?

      Ведь общеизвестно: дармовой сыр бывает только в мышеловке.

      Любой немец на их месте, как бы ни был его организм пропитан шнапсом и отборным рейх-пивом, озвучил бы свое резонное сомнение касательно этого праздника жизни: вас ист дас? Дас ист фантастиш. Них ферштейн.

      Любой американец задал бы утилитарный вопрос, который в свое время задавал Жоржу Милославскому