Литературный путь Цветаевой. Идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи. Ирина Шевеленко

Вообще поиски подтекстов, а значит, контекстов произведений Цветаевой – это исследовательская тенденция, которая «выправляет» односторонность доминировавших прежде «внеконтекстуальных» работ о Цветаевой, произведения которой представлялись напрямую вытекающими из свойств ее личности.

      В последнее десятилетие существенным новым явлением в литературе о Цветаевой стали работы, посвященные детальному анализу отдельных крупных текстов или групп текстов (таковы книги К. Хаушильд о «Мóлодце» и К. Грельз об автобиографической прозе Цветаевой)8; их аналитический инструментарий принципиально эклектичен, что связано с установкой на синтетическое толкование отдельных произведений, позволяющее также делать широкие обобщения о свойствах авторской поэтики и творческой идеологии. Другая тенденция последнего времени – интерес к анализу тех или иных периодов в творческом развитии Цветаевой через призму определенной темы: таково, например, исследование поэтического этоса Цветаевой в книге У. Шток, разбор трансформаций образа Психеи у Цветаевой в исследовании Р. Войтеховича, прослеживание творческого диалога Цветаевой с Пастернаком в книге К. Чепелы9.

      Что касается настоящей книги, то ее главной задачей было предложить цельный взгляд на историю развития Цветаевой как поэта и прозаика10. В качестве принципиального условия исполнения этой задачи нам виделось возвращение ее творчества контексту той эпохи, в которой она жила и писала, и – насколько это в силах исследователя – отвлечение от более поздних исторических контекстов, в которых читались и читаются ее произведения. Такой подход не противостоит большинству перечисленных выше подходов, но задает несколько иную рамку для всех них.

      Эта рамка прежде всего требует историзации как текстов автора, так и стратегий его литературного поведения. Она требует внимания к культурному контексту эпохи и ее ключевым дискурсам и идеологемам, с которыми автор соотносит свое слово. Она требует понимания того, из какого спектра возможностей выбирает автор свой литературный modus vivendi. Она требует, наконец, включения поэтики в контекст идейной – в широком смысле этого слова – эволюции автора. «У поэта <…> всё, что зовется манерой и стилем, – есть выражение духовной его личности. Изменение стиля свидетельствует о глубоких изменениях душевных, причем степень перемены в стиле прямо пропорциональна степени перемены внутренней»11, – записывал в 1920 году Владислав Ходасевич. Такое понимание поэтики едва ли универсально, но к случаю Цветаевой оно подходит как нельзя лучше. Ее поэтика объективно идеологична, поэтому анализ узловых «перемен в стиле» в творчестве Цветаевой строится в нашей работе как анализ «перемен внутренних», мировоззренческих.

      Охват всего творческого пути Цветаевой является столь же сложной, сколь и принципиальной задачей нашего исследования. Чем избирательней исследователь в привлечении текстов для анализа, тем легче ему выстроить последовательную концепцию,

8

Hauschild Ch. Häretische Transgressionen: Das Märchenpoem “Mólodec” von Marina Cvetaeva. Göttingen: Wallstein Verlag, 2004; Grelz K. Beyond the Noise of Time: Readings of Marina Tsvetaeva’s Memories of Childhood. Stockholm: Almqvist och Wiksell International, 2004.

9

Stock U. The Ethics of the Poet: Marina Tsvetaeva’s Art in the Light of Conscience. Leeds: Maney Publishing, 2005; Войтехович Р. Психея в творчестве М. Цветаевой: эволюция образа и сюжета. Tartu: Tartu University Press, 2005 (перепечатано в кн.: Войтехович Р. Марина Цветаева и античность. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2008); Ciepiela C. The Same Solitude: Boris Pasternak and Marina Tsvetaeva. Ithaca & London: Cornell University Press, 2006.

10

Среди немногих работ, ставивших себе сходную задачу, отметим статьи Е. Б. Коркиной «Поэтический мир Марины Цветаевой» и «Лирическая трилогия Цветаевой» (Коркина Е. Архивный монастырь: Археография, история, текстология. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2007. С. 155–186, 189–196). Однако эти работы очень невелики по объему, что определяет их установку на лаконизм и схематизм анализа, в котором нет места слишком многим нюансам. Кроме того, предметом анализа в обеих статьях является только поэзия Цветаевой (во втором случае – только ее поэмы). Свою концепцию развития Цветаевой как поэта предлагает в статье «Марина Цветаева: от поэтики быта к поэтике слова» М. Л. Гаспаров – также предельно схематичную, так как исследователь говорит «не о конкретных произведениях, но о самых общих особенностях развития поэтики Цветаевой» (Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М.: Новое литературное обозрение, 1995. С. 307–315).

11

Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Согласие, 1996–1997. Т. 2. С. 7.