Дочки-мачехи. Михаил Серегин

безжизненным, стылым голосом произнесла:

      – Ну что ж... так надо.

      Губы дрогнули еще раз, и если бы главный судья и все собравшиеся в зале, да и сам подсудимый, поднесли бы в этот момент ухо к этим губам, то они услышали бы слетевшее неслышно, как паутинка, как колыхание умирающего в жарком мареве ветерка:

      – Так надо, Влодек...

      Глава 1

      Пир для «крыши»

      – Каждый раз во время еды вы подвергаетесь воздействию чудовищных бактерий, – бормотал Фокин, пытаясь вылезти из-под стола, куда его непостижимым образом закатила судьба-злодейка. – П-поэтому пользуйтесь шампунем «Орбит с кли... кли... он защитит ваши пейсы от кариеса и даст вам ощущение сухости... в-в-в... на Муррромской дорррожке ста-а-аяли тррры сосны-ы-ы!!

      Впрочем, эта монологово-вокальная партия продолжалась недолго, поскольку Афанасий Сергеевич находился в худшем из двух своих обычных состояний.

      А эти два состояния были: во-первых, тотальное алкогольное опьянение, периодически включающее в себя демонтаж элементов окружающей среды и нанесение телесных повреждений гражданскому населению и работникам ППС, то бишь милицейских патрулей; и во-вторых – жестокий и коварный абстинентный синдром, в просторечии – бодун.

      Третьего состояния Фокину было не дано. Как говорили еще древние римляне: tertium non datum.

      ...В данный момент он находился во втором и худшем из двух этих состояний и, несмотря на то, что пытался держаться бодрячком, чувствовал себя прескверно.

      – Что, колбасит, Афоня? – проговорил Владимир Свиридов, на физиономии которого тоже наличествовала зеленоватая похмельная бледность, но несравненно менее колоритная, чем на оплывшей морде его друга.

      – К-колбасит. Что-то я не пойму... у меня третий день такой бодун проклевывается, что хоть топись. Не пойму я что-то. А что это вчера за сдобная бабенка тебя искала, а, Свиридов?

      – Много их тут, этих бабенок... – неопределенно отмахнулся Владимир, но потом все-таки уточнил:

      – А как она хоть выглядела?

      – Отпадно выглядела! – оживился все еще никак не выпадающий из похмельного столбняка Афанасий. – Рыжая такая, фигуристая... забористая баба, ничего не скажешь. На белом «мерине»-кабриолете приезжала. Классная тачка! Помнишь, мы примерно на такой же парковались у «Негреско» в Ницце. Э-эх, ведь жили же... не то, что сейчас!

      Упомянув название едва ли не самого дорогого отеля Французской Ривьеры, Фокин тяжко вздохнул.

      – Рыжая? На белом «мерине»-кабриолете? Лет тридцать пять и молодится под девочку, шалава? Так это Анжела, – презрительно сказал Владимир.

      – Анжела, Памела, Маша, Даша... какая разница, если такая телка! Везет тебе на баб, Володька! Так она тут нарезала, тебя разыскивая! Глаза так и горели... лакомый кусочек, ничего не скажешь! Ты уже успел ее натянуть или как? Что молчишь?

      – Да пошла она, проститутка...

      Фокин недоуменно пожал плечами:

      – Как это «пошла»? Как это «пошла»? Такая отпадная соска, и ты ее, значится, посылать... Не понимаю я