Упал, отжался!. Михаил Серегин

мы все равно не скажем. И слышал об этом месте любой житель Саратовской области, а уж студент Саратовского университета – тем более. Тем более биолог.

      Тем более закончивший военную кафедру. И слышал, несмотря на все секреты, столько, что при малейшей возможности выбора поедет в Чечню. Жить-то хочется...

* * *

      Собирали и провожали командированных не то чтобы с музыкой, но почти всем батальоном. Бог его знает, чем и как встретят далекие и чужие Шиханы. Может, там и гуталин – кожно-нарывного действия... Огромную, килограмм на пять, жестяную банку сапожной радости от щедрот своих выставил не кто-нибудь, а лично прапорщик Евздрихин. Он же, скрипя зубами, выдавал отбывающим новенькое снаряжение. Уже не от щедрот, а по личному распоряжению товарища подполковника Стойлохрякова – дабы все химвойска видели, что даже последние раздолбаи в отдельном батальоне экипированы не хуже разведчиков. Скрипел прапорщик, чуть не плакал. Вот камуфляж, ни разу не надеванный, нулевый – а ведь кое-кому из этих дятлов уже четвертый за год меняют, это ж понимать нужно! Или вот десантные ранцы вместо вещмешков... ну, пусть не новые, но все-таки! Берцы вместо сапог – это уж совсем зря, в кирзачах-то по всяческой гадости бегать не то что быстрее, но уж точно безопаснее...

      А самым обидным для Евздрихина было даже не расставание с ценным войсковым имуществом – ну, не обеднеет он, не обеднеет, хотя и жалко дюжины комплектов. Обидно было, что стоял рядом с ним лейтенант Мудрецкий. Стоял и внимательно наблюдал, чтобы выдавал старый прапорщик положенное и не подсовывал ненужное. Мальчишка, пиджак, только-только научился портянки мотать, а туда же – проверять! Если бы нужно было прапорщику Евздрихину подсунуть в убывающую команду что-нибудь слишком уж завалявшееся – и не заметил бы лейтенант, как не в силах подсмотреть фокусник из сельской самодеятельности секреты великого мага Дэвида Копперфилда. Да и вообще, кто он такой, тот Копперфилд?! Подумаешь, вагон у него бесследно исчезает, так ведь появляется потом! Не-ет, дорогой, а ты этот вагон оприходуй, да еще так, чтобы не только исчезновения не заметили – не вспомнили бы, что он и на свете был...

      «Господи, да убери ты куда-нибудь этого сопляка!» – взмолился прапорщик в глубине души своей. И случилось чудо – услышана была молитва, и явился ангел. В сиянии начищенных ботинок, в одеждах, пропыленных и пропеченных до неразличимости цвета маскировочных пятен, и в кепке с офицерской кокардой вместо нимба.

      – Пошли, Юрец, – вздохнул ангел, сильно похожий на командира разведвзвода старшего лейтенанта Бекетова. – Комбат приказал тебе оружие выдать.

      – Да я уже... – Мудрецкий хлопнул по приятно оттягивающей портупею кобуре.

      – Так то ты, а то твои! Давай, давай, бери тех, кто уже с вещами, – и на выход! В смысле – в оружейку!

      – Слушай, а зачем нам автоматы? – опешил Юра. – Мы ж не разведка, нам химзащиты и противогазов хватит...

      – Ага, ага, и еще лопаты вам нужны. Зараженное дерьмо разгребать. – Бекетов ухмыльнулся. – Действовать будете в условиях,