Ты обещала не убегать. Алиса Гордеева

себя дышать, хотя сам не знал, зачем.

      – Я не верю, дед! Я не хочу в это верить!

       Он молча положил мне руки на плечи и, наклонившись, поцеловал в затылок.

      – Вставай, пойдем в дом, Тимур. Не надо! Не стоит так! –  Он пытался меня поднять и увести в тепло. Что-то говорил и старался успокоить. А мне было все равно.

      – Беременность 7 недель, отец – Амиров Валерий, – повторял я себе под нос, надеясь, что найду какую-то ошибку, какой-то знак. Так, как было, быть не могло!

      – Вылет завтра утром. Убедись во всем сам, я не хочу, чтобы ты в дальнейшем в чем-то сомневался. Закрой эту тему для себя правильно, Тимур. У тебя на это есть неделя!

      – Я поеду к себе, – оторвавшись от серого неба, глухо прошептал деду.

      – Семеныч отвезет, – кивнул тот.

      Разрушенная квартира, разрушенные мечты, разрушенный я…

       Быстро собрав все самое необходимое, я сорвался в аэропорт. Находиться в четырех стенах в беспредельном одиночестве сейчас мне было просто опасно.

      К моему счастью, я без проблем обменял билет на более ранний вылет. Всего несколько часов, и я увижу все своими глазами.

       Пятый «эспрессо» в зоне вылета, экран телефона перед глазами, и она на каждом снимке –  счастливая, с сияющими глазами и нескрываемой улыбкой на лице. И рядом обязательно он –  спокойный, надежный, внимательный. Вот он подает ей руку, когда они выходят из такси в Сен-Жермене, а вот он пропускает ее первой зайти домой, бережно придерживая за плечи. Тут он не может оторвать от нее глаз, а она, не замечая этого, что-то увлеченно рассказывает. А это самая любимая: Амиров крепко обнимает мою девочку и прижимает к себе. Черт! Посреди города. У всех на виду. На обочине какой-то дороги… А она не сопротивляется. Ей нравится. Он ей нравится. Она ждет от него ребенка. Блядь, какой же я идиот!

       Ближе к вечеру смог заселиться в отель, метрах в ста от ее апартаментов. Из моего люкса частично были видны окна ее квартиры. Дед все просчитал. Всё.

      Погода – дрянь. Как в те дни, когда она была только моей. Дождь, барабанивший по стеклам, невольно воскрешал в памяти ненужные и больные фрагменты нашей недолгой истории.

      Дед был прав: чтобы отпустить, я должен был ее увидеть. Вот только я до сих пор не понимал, насколько это могло быть губительным для меня.

      Мне казалось, я забыл, как дышать, когда в одном из окон смог различить ее силуэт, светлый, нежный, воздушный. Он на мгновение возник передо мной и так же стремительно исчез.

       Посмотрел в медицинских выписках ее номер телефона и, ни секунды не раздумывая, набрал. Мне просто хотелось услышать ее голос. Но на звонок ответил он.

       Такое простое «да» отозвалось во мне жгучей болью и пониманием, что я действительно опоздал.

       Но этого мне было мало. Я, как мазохист, следил за ней все последующие дни, убеждая себя все больше и больше, что стал для нее никем, что Горский оказался прав: она выбрала не меня.

       Она улыбалась ему. Его она держала за руку. С ним проводила все свое время. Они вместе ездили в клинику, после чего Амиров кружил