Планета Вода (сборник с иллюстрациями). Борис Акунин

рассчитывать на прощение Масе с Эрастом Петровичем не приходилось.

      Развитие действия

      Распрекрасная жизнь

      22 октября 1903 года. Остров Сен-Константен

      Этой самой Лавинии давно нужно было дать от ворот поворот. Что она лезет со своей дружбой? Во-первых, дружить вообще ни с кем не надо, потому что привыкнешь к человеку, а она возьмет и помрет. Во-вторых, уж во всяком случае нельзя дружить с тем, у кого на лице Печать. Глаз у Беллинды на такие вещи был зоркий, она про каждую тутошнюю девчонку могла сказать, у кого есть Печать, а у кого нет. Те, что с Печатью, помрут. У них особенный жалостный блеск в глазах и кожа будто воском натертая.

      Лавиния тоже такая. Вроде и не кашляет почти, на щеках иногда бывает румянец, а пушистые ресницы, для которых у нее есть специальная крошечная щеточка, сияют и золотятся, как у здоровой, но не жилица, это точно.

      После ужина подходит, вся такая с умильной улыбочкой, протягивает букет лютиков и сю-сю-сю по-английски, со смешным лягушачьим акцентом:

      – Это тебе. Я в саду нарвала.

      – Ненавижу лютики, – отрезала Беллинда. – И вообще не подкатывайся. Ты мне не нравишься.

      На знаменитых ресницах мгновенно засверкали капельки. Как и все тут, Лавиния обожала пустить слезу.

      – Я знаю, почему ты так со мной! Ты думаешь, я скоро умру!

      Подобной проницательности от дуры Беллинда не ждала и удивилась, но не сильно. В сущности, все тут одинаковые, все с утра до вечера думают об одном и том же.

      – А я тебе вот что скажу, – всхлипнув, зашипела Лавиния, уже не девочка-конфеточка, а злобная маленькая сучка. Такой она Беллинде, пожалуй, понравилась больше. – Ты умрешь первая! Ты скоро умрешь! У тебя пойдет кровь горлом! Или ты ночью задохнешься от кашля! Или еще что-нибудь! Я умею это видеть! И я приду на твою могилу и положу туда твои ненавистные лютики.

      Пророчества Беллинда не испугалась, она была не из пугливых. Только подумала: ишь ты, я шарахаюсь от тех, что с Печатью, а эту наоборот к ним тянет. Интересно.

      Оскалилась:

      – Договорились.

      Лавиния, давясь от слез, а потом от кашля, покатилась прочь по коридору – и налетела прямо на Кобру.

      – Не ссорьтесь, крошки, – сказала та, действительно очень похожая на очковую змею – длинная, тощая, с большущей башкой и в роговом пенсне. Прижала к животу кхекающую плаксу, погладила по золотым кудряшкам.

      Поманила Беллинду:

      – Подойди и ты.

      Делать нечего, подошла. Сделала улыбочку.

      Кобра погладила по лбу и ее – будто деревянной дощечкой провела, да еще ледяной. Хотя дерево вроде ледяным не бывает. Рука сильная, здоровущая, как у мужчины, с коротко остриженными ногтями.

      К Лавинии, которая приехала из Бельгии, директриса обращалась по-французски, к Беллинде по-английски. Выговор жуткий, такой немецкий-немецкий, но понять можно.

      – Смотрите, какой красивый закат, мисс, – проворковала Беллинда, чтобы Кобра ее уже выпустила.

      – О да. – Директриса тереть голову перестала,