Доноры за доллары. Михаил Серегин

я сидел в курилке и ждал Воробьева, которого почему-то все не было. Миша Зодкин, студент мединститута и тусовщик по призванию, как всегда, развлекал публику историями из своей собственной славной жизни. Старожилы клиники слушали его со скептическими ухмылками, но все же не расходились – слог у Миши был изысканным, а истории он рассказывал и вправду замечательные. То с другом они в женское общежитие залезли и шороху там наделали, то с кем-то по крышам убегали от милиции – в общем, ходячая энциклопедия мистики и приключений. На этот раз Миша всем показывал, какой он ловелас.

      – Такие там были цыпочки – это что-то! Ноги, груди – о-о-о! А одна такая миленькая, прямо ангелочек! Глазищи – во! И попа – ничего так. С ней я и зажег. Очень она мне понравилась. Говорю: «Детка, знаешь, что мне сейчас нужно?» А она мне в ответ…

      – Освежить дыхание! – сострил кто-то из дальнего угла.

      – Да нет… В общем, было круто! А потом я ей визитку Штейнберга всучил – мол, позвони мне, детка, если что!

      Миша весело заржал, к нему присоединились его товарищи. Мне стало скучно, и я решил прогуляться до хирургии. Не успел я затушить окурок, как дверь открылась и в курилку ворвался Штейнберг собственной персоной, свирепый как всегда.

      Присутствующие переглянулись, суеверно опасаясь, не установлены ли здесь подслушивающие устройства с выходом прямо на его кабинет.

      Штейнберг досадливо поморщился и стал кого-то искать глазами в никотиновом тумане. У каждого, на ком останавливался его взгляд, на минуту перехватывало дыхание.

      Наконец, не надеясь на зрение, Штейнберг грозно спросил:

      – Заведующий терапией здесь?

      Я вздохнул и двинулся своей несчастной судьбе навстречу.

      – Иду, Борис Иосифович! – смиренно отозвался я.

      Курилка проводила меня скорбными взглядами.

      Идя по коридору, я старался попадать в ногу с размашистыми шагами босса. Тот нервно теребил в руках белую докторскую шапочку. Я терпеливо ждал, когда начнется буря. Ждать пришлось недолго.

      – Это черт знает что, Ладыгин! – наконец разразился Штейнберг.

      Я молчал и только быстрее перебирал ногами, подстраиваясь к его негодующему шагу. Штейнберг еще помолчал и вдруг внезапно остановился:

      – Ладыгин, вас что, к нам конкуренты подослали?

      – В смысле? – отчаянно тормозя подошвами, удивился я.

      – В том смысле, что от вас нашей клинике одни неприятности и убытки! Вы специально?

      – В чем я опять провинился, не понимаю? – пробормотал я, начиная уже раздражаться от постоянных нападок Штейнберга.

      – Вы кого нам привели? Это не хирург, это коновал какой-то!

      Я начинал подозревать, что случилось что-то совсем уже страшное.

      – Зарезать человека на пустячной операции! Где его учили оперировать? Где?

      Сообразив, что Воробьев, видимо, что-то сделал не так, в результате чего кто-то умер, я кинулся прямо к нему в хирургию, чтобы выяснить все досконально. Штейнберг поймал меня за рукав