Бессердечный принц. Эшли Джейд

сколько, шесть? Кто вообще говорит «грубиян»?

      Я села рядом с ним. Я не позволю своему новому лучшему другу издеваться надо мной.

      – Ну, я говорю. – И тут я засмотрелась на непонятную тестообразную штуку, лежащую у него в ланчбоксе. – Что это?

      Как по щелчку, милейшая улыбка исчезла с его лица, а взгляд снова стал задумчивым.

      Мы дружим всего несколько секунд, а я уже успела облажаться.

      – Ты не обязан говорить мне.

      – Это качори[1].

      Он сказал это так тихо, что я еле-еле его услышала.

      – А что это такое?

      Он пожал плечами.

      – Просто какая-то штука, которую раньше готовила мне моя мама.

      Использование прошедшего времени в этом предложении, должно было показаться странным, но не для меня. Мне это было до жути знакомо. Однако я не хотела думать о худшем, пока не знала наверняка.

      – Почему она перестала его готовить?

      Этот вопрос словно повис в воздухе между нами, и я тут же пожалела о том, что задала его.

      Я по себе знаю, как это раздражает, когда люди начинают спрашивать о моей маме. Как тяжело им объяснить, что ее больше нет, что она не вернется.

      Это все равно что разодрать болячку, которая никогда не заживет.

      – Извини, – прошептала я. Хотя извиняться бессмысленно. Извинения никак не смогут вернуть человека обратно. – Прости, что я извинилась. Моя мама… она умерла, когда мне было восемь.

      Его глаза устремились на меня.

      – Со временем становится легче?

      У меня в горле будто застрял комок, на мгновение я перестала дышать. Это такой трудный вопрос, и я не знала, как на него ответить, чтобы не сделать ему еще больнее.

      Возможно, мне нужно было сказать ему то же самое, что мне сказал отец. Что моя мама – ангел на небесах и что она всегда будет рядом со мной, несмотря ни на что.

      Но тогда я бы соврала, потому что ее нет рядом со мной.

      И никогда не будет… ее больше никогда не будет рядом.

      – Нет.

      Он кивнул, и прежде чем я успела что-то сказать, он выбросил свой качори на землю и потоптался по нему.

      – Я не понимаю, как вчера она еще была здесь, со мной, а сегодня ее уже нет. – И он снова начал топтаться по земле, превращая оставшееся от качори месиво в крошки. – Почему Бог сначала дает нам близких людей, а потом забирает их?

      Я хотела бы знать ответ, но, к сожалению, не знала. Поэтому единственное, что я могла сделать, – пережить это вместе с ним. Его боль – моя боль. И даже если я не могу ему помочь, то пусть он хотя бы знает, что не одинок.

      У него есть друг… нравится это ему или нет.

      – Мой отец… плачет по ночам.

      Я кивнула в ответ. Мой отец тоже плакал по ночам. – Он думает, я не слышу, как он плачет, но это не так. – Он замолчал и посмотрел на меня. – Как мы должны это пережить, если даже у него не получается? Не дожидаясь ответа, он вскрикнул и начал топать по земле еще сильнее. Я последовала его примеру.

      Через мгновение от качори уже почти ничего не осталось.

      – Тебе нравятся видеоигры? – резко спросил он.

      Я пожала плечами.

      – Вроде бы да.

      – У

1

Качори – острая жареная закуска, происходящая с Индийского субконтинента и распространенная в местах с индийской и другой южноазиатской диаспорой.