Сцены из минской жизни (сборник). Александр Станюта

сосков, как маленькие луны…

      – Не надо здесь.

      – Так никого ж вокруг.

      – Ты уверен?

      – А ты нет?

      Пауза.

      Садится, открыв глаза, смотрит теперь сверху, сжимает веки, морщит короткий, округленный на конце нос, улыбается:

      – Здесь, у воды, открытый пятачок такой…

      – И что?

      – Все видно, даже издали.

      – Твой вечный наблюдатель малохольный?

      – Каждый по-своему с ума сходит.

      – Жалеешь его уже?

      – Побаиваюсь. В нашей стороне живет.

      – Саша, а кто он, в конце концов? Ты же давно знаешь.

      – Вадим Петрович. Старший лейтенант милиции. Лет тридцать пять. Жена и дети. Что еще?

      – Мне лично ничего.

      – Не обижайся. Я с ним осторожничаю. Не в себе он. И как только не замечают на работе?.. А мы здесь, в Минске, одни женщины. Если скандал, дойдет до папы. Он тогда не вернется к нам.

      Видели мы с Колей, как она с этим страдателем осторожничает, ну и словечко подобрала.

      Вот это номер был. Парад-алле, хоть и не в цирке, а в самом центре Минска, средь бела дня. Напротив Красного костела, правее Дома правительства, как раз там, где в послевоенные годы выстраивались воинские колонны и начинались первомайские и октябрьские парады.

      Мы с Колей крадемся вдоль стоящих с левой стороны старинных, бурых уже от времени корпусов мединститута, по тротуарчику в коротком переулке к площади перед Костелом; впереди, левее, серые глыбы Дома правительства. Площадь, как плешка, голая и неуютная, может, когда-нибудь здесь что-нибудь и будет, теперь же ничего, кроме подстриженных кустов. Они тут и как низкие, в метр, полтора, заборы, и как зеленые барьеры за скамьями, за их спинками, такой наивный и убогий городской уют.

      И видим, замерев на расстоянии, видим их на скамейке, со спины. Один темноволосый, волосы взбиты или курчавые; другой пониже, белобрысый, а рядом Саша собственной персоной и, конечно же, Алина.

      – Так я и знал, – шепчет, потягивая сигарету, Коля. – Это она устроила здесь сходку, это Алина.

      – А почему именно здесь? Так далеко от их Сельхозпоселка?

      Коля не отвечает.

      Четыре головы, четыре затылка видны из-за вагончика строителей.

      – Всех бы поубивал сейчас. Вот подошел бы сзади и, был бы пистолет, так и всадил бы в каждый затылок по одной…

      – Не дергайся, Шура. Видишь, сговариваются: где, когда… Им, бабам, самый интерес: а как все будет? Им всякий новый вариант как первый в жизни раз. Все крутит эта старшая, Алина. Видишь, говорит и говорит.

      – Она уже всего повидала.

      – На ней шкура горит.

      – Жалко, что только сзади его вижу.

      – Высокого? Он для Саши. Он тогда утром, на Октябрьские, сторожил во дворе. Ты еще дрыхнул, а сестрички-птички улетали, и я их вывел на крыльцо.

      Рассмотреть бы этого типа. Хотя б один момент. Уже бы не забылось.

      – Мы вот что сделаем, – Коля что-то придумал. – Мы подождем, сперва, когда улетят птички.

      Будто услышав, Алина с Сашей поднимаются, уходят, а те двое идут в другую сторону, влево.

      – Уже договорились. Сегодня вечером, скорей всего.