Сцены из минской жизни (сборник). Александр Станюта

долго жил в Москве!..

      И наступает день встречи известных в Минске африканцев с Ратушевым. По договору, сходка происходит на проспекте Сталина, напротив палат милиции и Эм-Гэ-Бэ, между аптекой и центральной парикмахерской.

      Наслушавшись про Ратушева, зная, что это новый современный стиль, мы, люди минского центра, чтобы не ударить в грязь лицом, выпускаем вперед Сондера, как козырную карту.

      Но Юрка Ратушев нас подавляет. Мы еще не видели таких плащей. С накидкой, с пелериной этакой, а на плечах погончики; пыльник и для дождя, но вид, но цвет!.. Как будто из слюды, из стрекозиных крыльев и в то же время что-то болотное и маскировочное, что-то военное, армейское, может, американское.

      Юрка закуривает коричневую тонкую сигару или сигарету, щелкает зажигалкой. Он без шапки и без шарфика, высокий и плечистый, в темных очках.

      Володя Солнцев, Сондер наш, сразу проигрывает. Низенький, в велюровой своей вдруг ставшей старомодной шляпе, с «беломором» в пальцах, с неуверенной улыбкой, должной показать его иронию, но показавшей только золотые зубы…

      Пауза.

      И Юрка Ратушев, схвативший мигом обстановку, глядя на Сондера сверху вниз, негромко произносит:

      – А это Сондер?

      Как будто нам сказали, что мы – темная деревня, а Сондер жлоб.

      Назавтра в класс заходит Лупинович, тоже из десятого, сын академика; его сопровождают двое. Он спрашивает:

      – Правда, что у тебя есть «Звезда Рио», английская? Сменяй эту пластинку, что-нибудь дам взамен. Мы отмечаем приезд Юрки Ратушева.

      Никто из наших не приглашен. Еще один удар.

XIII

      Поездка к ней, сама дорога, сама езда – это целая одиссея. Хорошее слово, его нравится произносить вслух и про себя, нравится повторять. Надо только внятно, отчетливо проговаривать двойное С. Тогда в последнем слоге будет что-то и от бассейна, и от рассеянности, в которой вечно упрекает Ия Петровна, химичка, строгая полная дама в черном платье с маленьким круглым лицом.

      А ей не угодишь. Если встряхнуться и налечь на заданное по истории, на эти вот пробирки с розовой жидкостью и морской бой за полтинник с будущим мореходом Карпиковым, если за все это взяться, как следует, химичка начинает выступать:

      – Смолевич Александр, разве вы Цезарь, чтобы сразу делать несколько разных дел?

      Тогда сразу бросаешь историю и морской бой и, тупо уставившись на пробирки, опять рассматриваешь, вспоминаешь свои поездки к Саше на Сельхозпоселок.

      Большая разница ехать утром или вечером. А это уже зависит от того, когда работает сегодня ее мама, в первую или вторую смену, утром или к пяти дня она уехала на свою картографическую фабрику на Володарского, на другом конце города.

      Допустим, утром. Тогда выходишь из дома, как будто в осточертевшую за десять лет школу. На груди, между бортами пальто, завернутые в газету толстые тетради, они зовутся почему-то общими, два или три учебника потоньше, вот и все. Руки глубоко в карманах, там и монеты по пять копеек на автобусные билеты. И никакого другого багажа. Во-первых, такая мода: не ходим по улицам мы, взрослые