Так не бывает. Почти фантастические рассказы. Виктор Мельников

и на меня подействовала вся эта химия: там, наверху, я задыхаюсь от смога, а здесь дышу по-настоящему. Для тебя этот воздух ядовит и имеет неприятный запах, для меня же он стал родным. И к темноте я привык. Фонарик этот, – он осветил моё лицо, – для гостей приберёг. Ты бы здесь ослеп без него. Первое время и я не мог обходиться без света. Но человек привыкает ко всему, адаптируется.

      Его философия казалась странной. Как человек может здесь жить и при этом пытаться возвыситься над тем миром, откуда он перебрался?

      – Слышишь плеск воды? Это она, Нищенка! Мёртвая река. Но здесь существует и развивается жизнь.

      – Глубоко, наверное? – я увидел поток воды, он взялся ниоткуда, бетонную стену пробил, что ли?

      – По грудь где-то будет. Хочешь искупаться? – Юрик засмеялся, и смех его прозвучал неестественно под этими низкими сводами. А река ответила всплеском.

      – Что это?

      – А чёрт его знает! Каких только звуков здесь не услышишь. Может, рыба плескается. – Он посветил в воду. – Смотри, какие здоровенные черви. Они хищники. Сам видел, как на рыбу охотятся.

      Действительно, белые, круглые, упругие, длиной где-то с полметра они лежали кольцами на дне, как удавы.

      Мы пошли вниз по течению. Сверху часто свисали длинные корни растущих на поверхности растений.

      – Смотри, обычная газонная трава сильнее бетона. Жизнь сильная штука, к чему угодно может приспособиться и победить.

      Я сделал несколько снимков.

      – В этих местах вообще ничего не должно быть, так как ниже по течению химический завод с ядовитыми стоками, всё должен сжечь… А вот смотри, рыба. А ты мне не верил.

      Я успел щёлкнуть фотоаппаратом. Снимок получился плохо.

      Юрик остановился и осветил одно из ответвлений коллектора.

      – Посмотри.

      Я ужаснулся! На меня смотрела голова маленького поросёнка.

      – Это крыса, – сказал Юрик. – Безобидна и глупа. Пошли дальше.

      Два десятка снимков успел я сделать. Хотел ещё, но Юрик потащил меня вперёд.

      – Она слепа, – сказал он. – Вообще, прежде чем щёлкать затвором, спрашивать надо, я же тебя предупреждал.

      По интонации голоса я ощущал, что Юрик ликует: он произвёл на меня впечатление.

      – Ты второй человек, кто спустился в эти катакомбы, – сказал он.

      Его радость мне не передалась. Я подумал, в древности вырожденцев высылали из городов, прятали в пещерах либо вообще лишали жизни, а здесь человек сам скрывается от цивилизации, чувствуя свою ущербность, и физически, и, наверно, морально. Понятно, в моей голове всё перемешалось, и я уже не всегда понимал, где вырождение закончилось, а где оно только начинается. Голова начала болеть. Я потёр виски свободной рукой.

      – Здесь мог бы Дьявол без следа пропасть, – говорю.

      Юрик остановился.

      – Ты так думаешь, фотограф?

      – Я знаю.

      Гортанный смех, отражённый от влажных бетонных стен резанул по ушам. Юрик смеялся. Я дрожал от страха, лица его