Избранный. Александр Филиппов

доли энергии, потраченной тобой на то, чтобы спаси одного из представителей их, обывателей, стаи…

      Корнев попытался прогнать досадные мысли, настроиться на лирический лад, соответствующий прогулке отца с любимой дочерью тихим днём поздней осени, но не смог. Крепко засела в мозгу, червячком-паразитом точила досада на то, что обидела его судьба, обошла, недодала в жизни по-крупному.

      Он вспомнил вдруг себя – маленького, в Иришкином, кажется, возрасте, в детском саду ещё. Они, дети, удачно выступили с песнями и танцами на каком-то утреннике, – тогда проводили «утренники», приуроченные к советским праздникам – 1 Мая, 7 Ноября… Воспитательница, принаряженная в расшитый стеклярусом длиннополый сарафан и кокошник, пританцовывая и кланяясь низко, обошла сидевших чинно на скамеечках детишек, демонстрируя им приз: водруженный на расписной поднос торт – роскошный, нежно-розовый, многоэтажный, и, конечно же, вкусный до умопомрачения, а потом, так же пританцовывая легко и кланяясь гибко, унесла сказочно-воздушное угощение, и больше дети этого торта в глаза не видели, так и не отведали ни кусочка.

      Отчего-то и сейчас, тридцать пять лет спустя, Корневу остро захотелось попробовать того лакомства – казалось, что ничего вкуснее в жизни он не ел и уже есть не будет…

      – Доктор! Геннадий Михайлович! – внезапно окликнули его.

      Корнев оглянулся в растерянности. Незаметно они с Иришкой дошли до конца аллеи, где сквер пересекала оживлённая городская магистраль. На её обочине приткнулась забрызганная грязью по самую крышу белая «пятёрка» дорожно-патрульной службы. Пожилой гаишник приветливо помахал полосатым жезлом. Когда Корнев приблизился, милиционер взял под козырёк, представился шутливо:

      – Прапорщик Пугаченко!

      – Здравствуй, Семён Захарович, – пожал ему руку доктор. – Дежуришь?

      – Да вот, нарушителей караулю… Гляжу – сосед с дочкой гуляет. Дай, думаю, поздороваюсь!

      – А я уж решил, что не там улицу перешёл, – улыбнулся Корнев.

      Жившего в соседнем подъезде прапорщика он несколько лет назад поставил на ноги после серьёзной автомобильной аварии, и с тех пор тот не упускал возможности при редких нечаянных встречах в очередной раз поблагодарить доктора.

      – А я, вишь, хожу! – притопнул обутой в яловый сапог ногой Пугаченко. – А тогда думал – все, кранты. Инвалидная коляска. Теперь тильки на сырость ноет, да к перемене погоды… А ты, Михалыч, что-то грустный сегодня, – заметил прозорливо он. – С жинкой погавкался, или на работе шо?

      – Да нет, – махнул рукой Корнев. – Кризис среднего возраста. Слыхал про такой?

      – Шут его знает, – пожал плечами прапорщик. – Мне на пенсию через полгода, вот это – кризис. Как семью буду кормить – не знаю. А ты ишшо молодой…

      Доктор закурил, предложил сигарету милиционеру.

      – Та я ж не балуюсь. Здоровье берегу. А ты врач, а гляди-ка –