На переломе эпох. Владимир Земша

главное – это именно Его девушка. Визуальный контакт состоялся! Он был не навязчив, но вполне ясно раскрывал суть проскочивших между ними искр Амура. Он ждал очередной медляк, лаская глазами милый образ в тёмном углу училищного клуба. Все суровые реалии курсантской жизни улетели на второй план. Сердце жарко билось в груди в нетерпеливом предвкушении. И вот снова медленная композиция. Тимофеев набрался духу и направился к трепетной цели.

      – Двадцатая рота-а-а! Выходи строиться на улицу-у-у! – раздался сержантский вопль. Тимофеев скорчился, словно от боли, машинально кинулся было к выходу, потом резко затормозил, обернулся в тот самый угол, который гипнотизировал последних минут пятнадцать, показавшихся вечностью. Но там уже никого не было. Он метался взглядом по залу. Мельтешили выходившие строиться курсанты. И он не мог найти её глазами!

      – Двадцать пер-р-рвая р-р-рота-а-а! Стр-р-роиться на улицу-у! – раздалось в усугубление первой команде и зал загудел с усилением. Потом ещё и ещё. Загорелся яркий свет. И это означало «Финит а ля комедия»!..

      Роты строились перед казармами на общую проверку.

      – Старшина! У нас тут в роте «танцор диско» завёлся, настоящий Казанова! Любитель офицерских жён! Устройте ему сегодня хорошую «дискотеку» со шваброй! – ротный зыркнул так, что даже в темноте был виден блеск его глаз…

      1.13 (87.09.01). Прощальное письмо

Сентябрь 1987 г. Ружомберок.

      В хмурый день осенний

      Забываю вас.

      Где тот цвет весенний,

      Чаровал что нас?

      Жёлтый лист увядший

      В землю упадёт.

      И любовь навеки

      Вместе с ним умрёт.

Автор В. Земша. 1981 г.

      Тимофеев вошёл в комнату общаги в приподнятом настроении.

      – Сашка, в «Стекляшку» идём?

      – Не-а, – буркнул Майер в ответ. Он лежал на кровати, закинув пыльные сапоги на железную дужку, накрыв лицо изломанным складками тетрадным исписанным листом.

      – Что, письмо получил? Что там стряслось?

      – Владик, не лезь в душу, ладно?! – Майер сорвал со своего лица письмо. Смял. Потом разгладил ладонью, засунул во внутренний карман. – Водочки накатить не хошь?

      – А у тебя есть?

      – У меня нет, а у тебя, вроде там была «Пшеничная».

      – Ха!.. Ладно, – Тимофеев вытащил последнюю, привезённую с Союза, бутылочку…

      Вскоре пустая бутылка одиноко скучала на полу. Её содержимое, перекачанное в кровь лейтенантов, бурно циркулировало, делая мир и краше, и горчее одновременно.

      – Не грусти, Сашка, мир – бардак, все бабы – б.., – Тимофеев произнёс, набитым печеньем ртом дежурную фразу, просто пытаясь банально успокоить товарища.

      – Не смей так про неё говорить!

      – Да ладно. Конечно!

      Майер отвернулся к стене. Достал мятый конверт, который сегодня удивленно достал из полученного из дома письма. На конверте,