Судьба человека (сборник). Михаил Шолохов

Го-го-го!.. Га-га-га!..

      Насилу угомонились. Чужак, хмуря брови и брызгая слюной, долго что-то выкрикивал.

      «Должно, ругается», – подумал Мишка.

      Чужак громко спросил:

      – Кто за Фому Коршунова?

      Над скамьями поднялось много рук. Мишка тоже поднял руку. Кто-то, перепрыгивая со скамьи на скамью, громко считал:

      – Шестьдесят три… шестьдесят четыре, – не глядя на Мишку, указал пальцем на его поднятую руку, выкрикнул: – Шестьдесят пять!

      Чужак что-то записал на бумажке, крикнул:

      – Кто за Прохора Лысенкова, прошу поднять!

      Двадцать семь казаков-богатеев и Егор-мельник дружно подняли руки. Мишка поглядел вокруг и тоже поднял руку. Человек, считавший голоса, поравнялся с ним, глянул сверху вниз и больно ухватил его за ухо.

      – Ах ты, шпаненок!.. Метись отсель, а то я тебе всыплю! Тоже голосует!..

      Кругом засмеялись, а человек подвел Мишку к выходу, толкнул в спину. Мишка вспомнил, как говорил отец, ругаясь с дедом, и, сползая по скользким, грязным ступенькам, крикнул:

      – Таких правов не имеешь!

      – Я тебе покажу права!..

      Обида была, как и все обиды, очень горькая.

      Придя домой, Мишка всплакнул малость, пожаловался матери, но та сердито сказала:

      – А ты не ходи, куда не след! Во всякую дыру нос суешь!.. Наказание мне с тобой, да и только!

      На другой день утром сели за стол завтракать, не успели кончить, услышали далекую, глухую от расстояния музыку. Отец положил ложку, сказал, вытирая усы:

      – А ведь это военный оркестр!

      Мишку как ветром сдуло с лавки. Хлопнула дверь в сенцах, за окошком слышно частое – туп-туп-туп-туп…

      Вышли во двор и отец с дедом, маманька до половины высунулась из окна.

      В конец улицы зеленой колыхающейся волной вливались ряды красноармейцев. Впереди музыканты дуют в большущие трубы, грохает барабан, звон стоит над станицей.

      У Мишки глаза разбежались. Растерянно закружился на одном месте, потом рванулся и подбежал к музыкантам. В груди что-то сладко защемило, подкатилось к горлу… Глянул Мишка на запыленные веселые лица красноармейцев, на музыкантов, важно надувших щеки, и сразу, как отрубил, решил: «Пойду воевать с ними!..»