Асгард Возрождённый. Ник Перумов

воздастся по делам его, вовсе не так уж слабы и не так робки.

      Отними у человека надежду, и он сделается опаснее медведя-шатуна или бешеного волка-одиночки.

      Вампир Ан-Авагар вновь стоял на сумрачных равнинах Гнипахеллира. Неупокоенных душ скопилось уже очень, очень много – и они не молчали. Тоскливые заунывные вопли оглашали ночь, белые тени беспорядочно влеклись то в одну сторону, то в другую, без смысла и цели. Серые волны катились сквозь мрак, и даже звёзды, казалось, глядели на них со скорбью и жалостью.

      Их никто не прибрал, не призрел; никто не отвёл к месту последнего упокоения. Брошенные на произвол судьбы, они только и могли, что оглашать ночь бессильными жалобами; но ни Спаситель, ни Демогоргон, ни даже местные тёмные божки, буде таковые тут ещё оставались, не торопились предъявить на мёртвых свои права.

      И это было странно, очень странно.

      Ан-Авагар сердито закусил губу.

      Великий Хедин тоном, не терпящим возражений, отправил вампира сюда, в Хьёрвард, собрать неприкаянные души и отвести их в залы Хель, как звалось местное царство мёртвых. Познавший Тьму был совершенно прав – неупокоенные готовы были вот-вот обрушиться на живых, обратившись в сгустки ненавидящей всё и вся полуразумной, донельзя голодной силы.

      Однако он, Ан-Авагар, конечно, способен будить от долгого сна погосты, выпуская на волю дикие стада неупокоенных, – но направить на путь, повести за собой Чёрным Трактом орды и орды бесприютных духов?..

      «Великий Хедин поистине верит в тебя, вампир, – вдруг пришла холодная мысль. – Он считает тебя достаточно сильным. И такое – тоже удел лишь сильных. Слабые завистливы к чужой мощи и способностям. Они никогда не признают за чужаком достоинства или тем более превосходства.

      О да, конечно, великий Хедин может казаться слабым. Может притворяться слабым – но всё это лишь часть его плана, несомненно, глубочайшего, всесторонне продуманного и полного ловушек для тех наивных глупцов, что увидят в его хитрости истинную нерешительность или, тем паче, нехватку силы.

      Не-ет, – подумал вампир, – надо держаться Познавшего Тьму. Он, конечно, не шибко любит вампиров – хотя, собственно говоря, кто нас любит? – так что это никак не недостаток, скорее общее место».

      Однако все эти ламентации и мелодекламации никак не приближали Ан-Авагара к главной цели, ради которой его и отправил сюда всемогущий владыка Хедин. И как приступить к ней, к этой цели, вампир не имел ни малейшего понятия.

      – Вот уж никогда б не подумал, – проворчал он вслух на своём исконном языке, на том наречии, что было родным и для Эйвилль, – никогда б не подумал, что стану спасать смертных! И от кого – от своих же, можно сказать, почти сородичей!

      Вампиру было страшно. «Ну, да, – признался он себе наконец. – Я боюсь. Гнева Хедина. Морндрагу он, помнится, заехал по физиономии сапогом, клык один сломал – когда тот, безумец, попросил у него пресловутой «крови богов», крови, которой Хедин поделился с умиравшей Эйвилль, спасая её. Бедняга Морндраг тогда чуть не лишился рассудка, околачиваясь слишком близко к шатру Познавшего Тьму, ну и… нанюхался, как говаривают гномы.

      За что и получил, по заслугам, несомненно. Всякий, кто получает, получает по заслугам», – самодовольно подумал вампир, гордясь собственными рассуждениями.

      Но рассуждения рассуждениями, однако они ни на полпальца не приближали его к решению – как собрать елико возможно неупокоенных душ и направить их по Чёрному Тракту. Там, внизу, в царстве Хель, должно быть, ещё оставались те, что примут души усопших и распорядятся обычным манером; но вот как доставить эти души туда?

      Тянуть дальше было уже нечего. Ан-Авагар совсем по-человечески вздохнул, беспомощно озирая пустую, залитую мраком равнину. Луна утонула в тучах, света проглядывавших в прорехи облачного покрывала звёзд не хватало. Впрочем, обычного зрения вампиру и не требовалось.

      Он невольно вспомнил, как «позвал» старый погост в том далёком и странном мире, где его поймали на крючок «Наблюдающие». Ан-Авагар имел теперь свои соображения насчёт как их природы, так и планов в отношении себя, но старался об этом даже не думать. Бесполезно – всё, что в его силах, он уже сделал.

      Да, заклятие у него тогда получилось просто на загляденье. Хотя Клара Хюммель, конечно, его б не одобрила. Совсем бы не одобрила. Ан-Авагар вздохнул – перед глазами вновь появилась неукротимая волшебница, одетая по-мужски, в куртку, полусвободные порты, высокие сапоги, с девичьи-толстой косой, переброшенной на грудь, несмотря на замужество и детей.

      «Эх, Клара-Клара, почему же о тебе думается всё чаще и чаще? Не о радостях охоты, преследования, не о лакомом предсмертном ужасе дичи, обречённой быть выпитой насухо, даже не о радостях плоти – с той же добычей, перед тем как выпить, – а о строгих глазах странной чародейки, её взгляде, гневном, взыскующем, и в то же время…»

      Что в нём виделось? Женский интерес к нему, Ан-Авагару, разбившему немало сердец и при жизни, и после смерти? В конце концов, он куда как недурён собой и…

      «Не ври себе», – сказал кто-то холодно и насмешливо. Вампир