Последнее прибежище негодяя. Галина Романова

ветеран?!

      – Ветеран, может, и что?

      – Ух ты! – Она протиснулась мимо него в кабину лифта, уставила на него мелкие злые глазенки. – Ветеран чего, можно полюбопытствовать?

      Двери лифта с легким шипением замкнулись. Иван повернулся к жене, процедил сквозь зубы:

      – Ветеран, потому что слишком долго тебя терплю. Я ветеран твоей подлости! – закончил Иван со злостью и, вытянув руку, сцепил пальцы на ее шее: – Удавить бы тебя, гниду. Просто взять и удавить.

      – Попробуй, – прохрипела она, задергалась, завозилась, царапая ему предплечье, пытаясь вырваться. – Только попробуй, и бумаги обо всех твоих подвигах сразу лягут на стол ментам!

      Рука Ивана упала, повиснув плетью вдоль тела. Он отвернулся от жены, уставившись невидящими глазами в расписанную граффити стену лифта.

      Они ненавидели друг друга уже давно. С тех самых пор, как закончили с бизнесом, считавшимся семейным. Сразу исчезли хорошие деньги, остались просто деньги. Потом и их не стало, остались гроши. Пенсионные гроши, на которые едва можно было сводить концы с концами, если бы…

      Если бы не их запасы, которые они тщательно скрывали друг от друга, они бы давно влачили жалкое существование. А так складывались из месяца в месяц, тщательно следили за расходами, отчитывались друг перед другом с демонстрацией кассовых чеков.

      Иван, конечно, подозревал, что супруга накопила финансов куда больше него, так как ему приходилось возить ее на отдых, платить за наряды, украшения. И за это он ее ненавидел.

      Валентина подозревала, что она в сравнении с мужем нищая. Он распоряжался всеми средствами, когда бизнес велся на широкую ногу. Он принимал конверты с деньгами. Кто и сколько туда вкладывал, знал только он. И, конечно, накопил куда больше нее. И за это она его тоже ненавидела люто.

      – Ладно, ладно, Валечка, – миролюбиво произнес Иван – упоминание о тайных каких-то бумагах всегда вгоняло его в ужас. – Не кипятись. Понервничали, и будет.

      – Это ты снова во всем виноват! – надула она вялые синюшные губы. – И так много лишнего сболтнул этому Филонову, и еще обнаглел окончательно с этими радиаторами. Как он тебе их установит?

      – Как-нибудь, – неуверенно произнес он и замолчал. Лифт подъезжал к их этажу. На площадке могли быть люди. – Как-нибудь спишет потом.

      – Это нас с тобой спишут, дурак! – успела произнести Валечка, прежде чем двери лифта распахнулись.

      Из кабины они выбрались сердитыми, надутыми, с невыплеснувшейся злобой. И тут красной тряпкой для них замаячила спина соседа возле мусоропровода. Старик, как всегда, наронял мусора на пол. Уронил скомканную пачку из-под сметаны, пару грязных салфеток, целлофан с какой-то упаковки. И вместо того чтобы собрать все это с чистого, только что вымытого пола, он стоял и растерянно таращился.

      – Чего стоишь смотришь, старый пень?! – заорала тут же на него Валечка и ткнула в бок локтем мужа: – Смотри, Ваня, смотри! А мы все думаем, кто же это гадит и гадит возле мусоропровода?! Кто же та свинья, что гадит и гадит?!

      Ванечка протянул обе руки, уложил