И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши. А. Д. Ноздрачев

обширный зал со сценой, который отдавался в наем. За вечер, с освещением и прислугой, брали 100 рублей. Этот зал обыкновенно нанимали студенты, всегда с одним условием, чтобы концерт или спектакль были, возможно, короче и больше времени оставалось бы на танцы. Так как я и мои друзья любили и выступать на сцене, и потанцевать, то мы не раз абонировали этот зал.

      Среди студенчества особенным успехом пользовался певец доктор Ильинский⁴⁶, которому всегда аккомпанировал его приятель Мусоргский. Мы относились к нему как к обыкновенному аккомпаниатору.

      Однажды отправилась я приглашать Ильинского.

      – И аккомпаниатор будет тот же? – спросила я.

      – А Вы знаете, кто этот аккомпаниатор? Это знаменитый композитор, за один звук которого люди платят бешеные деньги!

      – Увы! Как он опустился, – сказала я с глубокой жалостью.

      Когда мы сговорились о вечере, я заметила:

      – Как вы грязно икаете. Ведь вы доктор, это же не гигиенично.

      Очевидно, замечание обидело молодого доктора, но он ничего не возразил.

      Мне очень не нравилось, что на наших вечерах в буфете было много выпивки. Вот я и решила ключ от буфета взять в свои руки.

      Началось пение. В антракте подходят ко мне Ильинский и Мусоргский и спрашивают, почему у нас нововведение – в буфете нельзя получить ни рюмки водки:

      – Говорят, что все напитки у вас под ключом?

      Я ответила:

      – Стыдно интеллигентным людям искать веселье в рюмке.

      Тогда Мусоргский – высокая полная фигура с обрюзгшим лицом – опустился на колени и стал просить:

      – Хоть одну рюмочку!

      Ильинский же заметил:

      – Эта молодая особа – гигиенистка. Ты от нее ничего не получишь. Я пойду пить хоть чай с вареньем.

      Мусоргский покорно выслушал мою тираду о вреде алкоголя и сохранении человеческого достоинства. Во время этой речи он очень пристально посмотрел на меня и сказал:

      – К сожалению, если бы вы даже предложили всю свою молодую энергию, деловитость и жизнерадостность как опору для борьбы с моей болезнью, то, как честный человек, я бы Вам сказал одно слово: поздно! Я не один раз, а много раз пробовал, и все пошло прахом!

      (Это «поздно» (ужасное) я слышала уже второй раз в своей жизни).

      – Теперь выслушайте, что я Вам скажу. Вы поступаете со мной безмерно жестоко. Вы отказываете мне в маленькой выпивке, без которой я не могу провести вечер. А эти вечера среди учащейся молодежи составляют мое единственное утешение, мои праздники. Видеть эти молодые лица, молодую энергию; эти глаза, блестящие, как звезды; слушать смелые речи – все это пробуждает мою заснувшую душу и веет на меня теплом и радостью.

      – Отдаю Вам ключи от напитков, сама не буду танцевать, пойду домой и проплачу целую ночь.

* * *

      Еще один раз виделась я с Мусоргским. Двое из наших студентов-земляков, считавших меня умной особой, наговорили Мусоргскому всяких похвальных слов про мой реферат, написанный еще в гимназии (сказать по совести – совершенно неудачный) «Об историческом значении царствования Бориса Годунова». Вот по этому поводу и явился ко мне Мусоргский. Я была