Тонкие повести. Стеклобой/Театральные каверзы/Инглубагла. Сергей Платон

юного вуайериста на пляже, троллейбусного диджея и нашу вахтершу, Красную шапочку.

      – Гигант! – хвалила Гейша, втискиваясь на подушку под его рукой, закутывала тела в прохладный кокон из одеяла и пледа, расчесывала острыми ноготками егоровы брови, тормошила затылок, подтыкала края пледа им под бока, и настраивалась слушать.

      – Девушкина красота поразила меня в самое сердце, даже забыл, куда ехал, – многозначительно начинал Егор, – такая фемина составит честь любому мужчине. С ней и в кровати поваляться приятно, и на светском рауте посветить. Не то, что с некоторыми.

      – Гадина! Что случилось-то с ней?

      – Случилось, наверное. Стоит на остановке такая красота неземная, идеально одетая, в безупречной прическе, а глаза у нее измученные. Смотрит на домогающихся общественного транспорта старух, и не видит никого. На левой ноге – коротенький белый кроссовок, на правой – высокий оранжевый. И наплевать ей абсолютно на хихиканье кургузых теток, знает прекрасно, что обулась неправильно, но не это ее занимает. Переживала она, понимаешь? Что-то скверное переживала.

      – А потом?

      – А потом я поперся на пляж перед лекциями и увидел там счастливого человека.

      – Нет, подожди, а с красавицей-то что случилось?

      – Осталась на остановке.

      – И все?

      – Тебе мало? Может быть с ней, наоборот, чего-то не случилось. А может, тяготило ее как раз то, что не случалось с ней чего-то важного никогда?

      – Нервная дура какая-то.

      – Зато ты у меня очень выдержанная, – раздражался Егор.

      – Ну ладно, а на пляже чего? – увертывалась от скандала Гейша.

      – Все происходило вокруг женской выжималки, – ляпал Егор и смеялся, – лучше говорить переодевалки, как ты считаешь?

      – Кабинки для переодеваний, балда! – весело поправляла Гейша.

      – Точно! Спасибо, коллега! Итак. Улегся я, жарюсь, и чувствую краем глаза…

      – Глазами не чувствуют, они для того, чтобы видеть!

      – Некоторые шибко уж очень образованные филологи скоро в свою любимую общагу поедут, если опять перебивать будут!

      – Молчу, молчу.

      – Итак. Чувствую, что на периферии обзора что-то происходит. Присматриваюсь. А вокруг кабинки пацан лет тринадцати трется, дохлый такой, в идиотских семейниках. В стенке кабинки какой-то урод, понимаешь ли, дырищу приличную проковырял, а этот, значит, подзыривает. Такого упоительного восторга и брызжущей радости на лицах людей я давно не видал. Ну, правильно, в койку к тебе ему рановато, в клубы тоже не пускают. Где же он тебя еще увидит голой?

      – Дурак!

      – Дурак. В смысле он – дурак. А я вот не сразу понял, что это клиника.

      – Его хоть застукали?

      – Стукали его девки, стукали в прямом смысле слова. Один парень за ним по всему пляжу носился. Только отгонят, а этот опять за свое. И опять восторг на лице, и опять блаженство. Между прочим, наслаждение он не только лицом выражал. Есть в организме