Океан. Альберто Васкес-Фигероа

Исла-де-Лобос.

      Баркас в чьем скрипе можно было при желании различить едва уловимый шепот, разрезал волну, наслаждаясь упругостью парусов, натянутых на его старых мачтах. Уже и сосчитать было нельзя, сколько раз он бороздил пролив Бокайна, и теперь он весело, словно доброго друга, приветствовал каждую подводную скалу, а та эхом отвечала ему, будто рассказывала о делах старых знакомых.

      Ни один даже очень слабый огонек не светился на палубе, и «Исла-де-Лобос» походил на призрак, темной ночью поднявшийся из морской пучины. Перед его форштевнем таинственно сияла вода – это светился поднявшийся к самой поверхности планктон. Однако человеку несведущему могло показаться, что это звезды отражаются в морской глади, а нос баркаса, разрезающий волны, разбивает эти отражения на миллионы крошечных осколков.

      Айза Пердомо прислонилась к борту и, изредка посматривая на мужчин, старалась не упустить из виду мерцающую точку на вершине маяка. Внезапно она ощутила присутствие рядом с собой человека, которого всегда очень любила и которого считала близким себе по духу. Она поняла, что это дед Езекиель плыл вместе с ними, хотя на этот раз он не был так беззаботен и весел, как в другие ночи.

      Она оглянулась, но не увидела деда, и это очень ее удивило, ибо с детских лет она твердо усвоила, что ушедшие в мир иной никогда не предстанут перед ней в часы бодрствования. Они являются лишь в моменты, предшествующие снам, когда трудно бывает определить границы между действительностью и фантазией.

      Только под утро, когда она вот-вот должна была открыть глаза, однако все еще находилась в объятиях дремы, набежавший ветерок рассказывал ей о том, с какой силой собирается дуть на сей раз, а дед говорил, придут ли к берегам острова тунец, макрель или сельдь и где именно следует их ловить.

      Но сейчас она знала, что, хотя дед Езекиель и не произнес ни слова и даже не предстал перед нею, он находится рядом и, случись такая необходимость, подправит руль, ибо никто лучше него не знает особенности течения и изгибы пролива.

      Тут вдруг она отчетливо увидела деда: он сидел на своей любимой каменной скамеечке и, устало откинувшись на каменную стену, глядел на снующие в разные стороны по широкому проливу паруса. Лодки плавали слишком далеко, и невозможно было различить, где чей баркас, но он узнавал манеру ловить ветер и выполнять галсы и мог безошибочно указать на любую лодку.

      – Таких моряков, как в мои времена, уже нет! – обычно повторял он. – Эти дерьмовые машины все только портят. Все до того развращены моторами, что даже такой баркас, как мой, при попутном сирокко не смогут подогнать к Арресифе.

      Приятно было ощущать присутствие старика на борту даже тогда, когда он был встревожен и озабочен, и впервые после той кошмарной ночи в душе Айзы родилась надежда на благоприятный исход дела. Возможно, их семья когда-нибудь снова соберется вместе.

      Они вошли в спокойные воды бухточки, защищенной громадой кратера спящего вулкана – единственной вершиной небольшого острова, – и Абелай Пердомо, знавший