Возвратный тоталитаризм. Том 2. Лев Гудков

в 1990-е годы, а сегодня – что особенно важно – молодым людям, которые абсолютно равнодушны к этой тематике.

      Но общее отношение к Ленину во все большей степени становится безразличным. Сказывается отсутствие интереса к советской истории и значимости революции. На вопрос: «Как вы в целом относитесь к Ленину?», доля позитивных ответов (с уважением, симпатией, восхищением) снизилась за последние 16 лет (2001–2017 годы) с 60 до 44 %, доля негативных ответов (с неприязнью, со страхом, с отвращением) не изменилась и составила в среднем 12 %, однако, число индифферентных увеличилось с 30 до 46 %, даже превысив удельный вес «уважающих» его. У людей 20–40 лет (то есть родившихся или вошедших во взрослую жизнь уже после краха СССР) это отношение оказывается преобладающим, оно составляет основу восприятия прошлого: 53–54 % говорят, что Ленин их не интересует, он им безразличен. В Москве (чуть меньше в других мегаполисах) об этом заявляют 50 %, в провинции – примерно 40 %. Доминирующее отношение к Ленину сводится к следующему: «Память о Ленине сохранится в истории, но никто уже не пойдет по его пути» (в среднем удельный вес таких мнений составляет 35–36 %), и в другом, чуть более категоричным варианте: «Никто, кроме историков, не будет вспоминать о нем» (это мнение разделяют от 25 до 35 %, в среднем по разным замерам 26 %, пик приходится на 2005–2007 годы).

      Таблица 124.2

      Как, по вашему мнению, будут вспоминать Ленина лет через 40–50?

      N = 1600. Респонденту предлагалась карточка; множественный выбор.

      Чем старше опрошенные, тем более уважительным является их отношение к Ленину (у людей в возрасте от 18 до 40 лет – 36–34 %, у людей старше 55 лет – 57 %). Негативизм не растет: и среди молодых, и среди пожилых людей доля антипатий к Ленину составляет 9–11 %, (максимум негативных суждений приходится на перестроечное поколение россиян 40–55 лет, но и здесь этот показатель не поднимается выше 15 %). Традиционное почитание Ленина намного чаще встречается в провинции, в селе или малых городах, чем в столицах (соответственно, 54 и 25 %), а негативное отношение фиксируется скорее в Москве (25 %) и других крупных городах, а не в провинции (7 % в малых городах, 2 % в селах). Советская идеологическая конструкция истории медленно размывается, но не исчезает окончательно. Тоталитарная (революционистская) идентичность сохраняется в группах, обладающих наименьшими интеллектуальными и смысловыми ресурсами для рационализации своего состояния, более жестко определяемых инерционностью прежних институциональных рамок. Социальная периферия, бедная во всех отношениях, гораздо сильнее и прочнее удерживает прежние определения реальности и истории.

      Слом советских символов приходится на конец 1990‐х годов. Это время разочарования в возможностях быстрой модернизации страны и интеграции с Европой, краха надежд на резкое повышение материального благосостояния после отказа от советской власти и одновременно окончательного расставания с социалистическими идеалами и марксистской идеологией. Но при этом сомнений в моральности ленинской политики