Единая теория всего. Константин Образцов

чего-то покрепче?

      Я задумался, вспомнил и спросил:

      – «Курвуазье» есть?

      Пекарев понимающе подмигнул, кивнул и крикнул:

      – Паша! Сделай товарищу капитану «Курвуазье». И мне тоже плесни, за компанию.

      За стойкой парень с ушами, которые как будто прожевал и выплюнул бультерьер, вынул откуда-то снизу округлую граненую бутылку, сверкнувшую, как бриллиант. Через минуту на столике появились два широких бокала с коньяком, два стакана, бутылка «Боржоми» и блюдечко с лимоном, нарезанным мощной, старательной, но неумелой рукой. Я поднял бокал и вдохнул. Вальяжный насыщенный аромат закружил голову: пахло солнечными виноградниками, старой кожаной мебелью, гаванской сигарой и искушением.

      Мы молча чокнулись, выпили и закусили безжалостно истерзанным лимоном.

      – Костя сказал, ты тоже самбист?

      – Занимался в молодости. На КМС сдал, мастера не успел получить, ушел в армию.

      – Ясно. А за какой клуб боролся?

      – За «Динамо».

      – А сейчас занимаешься?

      – Так, иногда, для себя. Толя, ты же не про спортивные достижения хотел со мной поговорить, верно? Давай ближе к делу.

      Пекарев согласно кивнул.

      – Верно, давай по делу.

      Он покрутил бокал с коньяком, посмотрел в окно, взглянул на меня и сказал:

      – Как ты догадываешься, речь пойдет про Борю Рубинчика. Он со мной работал.

      Я молча ждал.

      – У него из сейфа кое-что пропало.

      Я достал сигарету. Пекарев лязгнул крышечкой золоченой бензиновой зажигалки, дал мне прикурить и закурил сам.

      – Короче, Боря держал у себя общественные деньги. Не просто держал, а, можно сказать, управлял финансами коллектива: распределял, переводил в облигации, валюту покупал. На момент налета у него скопилась приличная сумма.

      – Сколько? – спросил я.

      – В долларах триста тысяч, и еще полтора миллиона рублями и облигациями, плюс-минус тысяч десять.

      Я предполагал, что у Бори взяли немало, но таких сумм не мог и представить. В одно пекаревское «плюс-минус» укладывалась моя зарплата лет так за пять.

      – За эти деньги можно убить десять Борюсиков, – заметил я.

      Пекарев энергично замотал головой.

      – Нет, это не мои, отвечаю. А никому больше Борю убивать нужды не было. Хотя вопросы у меня по этому делу есть, но другие. Первое – то, что он сам эти деньги отдал. Все же знают, что в городе какие-то казачки нахлобучивают деловых. У Рубинчика специально на такой случай было двадцать тысяч отложено. Ладно, это, предположим, он объяснил: один из этих казаков-разбойников позарился на картину и сейф нашел, ну а Боря – не герой-партизан, да и деньги, даже большие, – не полковое знамя, чтобы за него умирать. Объяснение так себе, потому что, насколько я знаю, никогда раньше эти ребята ничего, кроме денег, не брали. Но допустим.

      – Кто-то из ваших знал про сейф за картиной?

      – Только если Боря сам сдуру кому-нибудь проболтался, что на него не похоже. Где сейф и есть ли он у Рубинчика в квартире, даже я не