Извне. Аркадий и Борис Стругацкие

мелкие подробности нашего маленького путешествия. А теперь я приступаю к главному – к рассказу о том, что случилось в тумане.

      Солнце уже клонилось к горизонту, когда мы добрались до «газика». Миша Васечкин, завидев нас издали, приготовил ужин, и когда мы подошли к машине, «стол» был накрыт: хлеб нарезан, консервы вскрыты. Это было как нельзя более кстати, ибо мы проголодались и вместе с тем очень торопились домой – хорошенько отдохнуть и выспаться перед новой неделей напряженной работы.

      Мы с примерной жадностью набросились на еду и, только утолив первый голод, заметили, что сержант чем-то озабочен и то и дело поглядывает на небо.

      – Ты что это? – осведомился Перышкин.

      Миша ответил хмуро:

      – Здесь, товарищ майор, самолет недавно пролетал.

      Мы сразу перестали жевать.

      – Где? – спросил Коля.

      – Я его не видел, товарищ капитан, но, кажется, где-то неподалеку, над лавовым полем. Слышал, как он гудит. Низко-низко…

      Майор Перышкин чертыхнулся.

      – Надо нажимать,– сказал Коля и встал.

      Мы собирались торопливо и молча, и только когда «газик» заворчал и, развернувшись, понесся в обратный путь, майор официальным тоном спросил Николая:

      – Капитан, вам летчики точно сказали, что сегодня не бомбят?

      – Точно,– ответил Коля.

      – Если после темноты мы еще будем на полигоне, а у них ночные стрельбы… по локатору…

      – Лучшей цели не придумаешь,– согласился я.

      «Газик», подпрыгивая всеми колесами, крутился меж старых воронок и полуразбитых мишеней, когда притихший Строкулев вдруг сказал:

      – Туман!

      Впереди, со стороны плоскогорья, на лавовое поле надвигалась белесая, розоватая от лучей заходящего солнца стена тумана.

      – Только этого не хватало! – с досадой проворчал майор Перышкин.

      Слой тумана вначале был не очень высок, и иногда мы отчетливо видели над ним черную массу далекого леса на плоскогорье и темно-синее небо. Дальневосточные туманы по прозрачности и по плотности мало чем уступают молочному киселю. Мы неслись по бурому шлаку, и туман полз нам навстречу. Миша круто повернул баранку, объезжая широкую воронку, вокруг которой валялись обугленные щепки и клочья железа, затем сбавил ход, и мы медленно въехали в молочную стену. Мгновенно пропало все – синее небо, красное закатное солнце, лавовое поле справа и плоские холмы слева. Остались серые мокрые сумерки и капли сырости, оседающие на смотровое стекло, да несколько метров блестящей от влаги каменистой почвы. Теперь спешить было нельзя. Миша включил фары, и в желтых столбах света стали видны медлительные струи тумана, расползавшиеся в стороны по мере нашего продвижения вперед. Машину подбрасывало, она то кренилась набок, то карабкалась на холмики, то осторожно сползала с невысоких откосов.

      – Вот так история! – начал майор Перышкин.– Совсем как у нас на Алакане…

      И он принялся рассказывать очередную историю про Алакан. Не знаю, успокаивал ли