Любовь в объятиях тирана. Сергей Реутов

он был неистов в пиршественном буйстве своем, и она вспомнила, как отец говорил, что равных на поле брани московскому царю Иоанну нет и не было, а равно и в делах государственных он со временем велик станет, ибо умен и изворотлив, а еще смел и несдержан во всем, до забытья, до безумия. И она уже смотрела на него восхищенными глазами, мечтая о том времени, когда воцарится рядом с ним и будет единственной полновластной хозяйкой огромной страны и его сердца – царского, всемогущего…

* * *

      – Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых. И жизни будущаго века. Аминь.

      – Аминь…

      Голос священника разносился под сводами церкви, гулко отдаваясь от стен. Гуащэнэ стояла со свечой в руке и изо всех сил старалась вести себя так, как ее учили, и ничего не забыть. Про себя она повторяла слова незнакомой молитвы и незаметно смотрела по сторонам, запоминая, когда окружающие крестятся, а когда бьют поклоны.

      – И отвещает…

      – Сочетахся, – ответила она.

      – И веруеши ли Ему?

      – Верую Ему, яко Царю и Богу.

      И снова:

      – Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго…

      И снова…

      Ей было очень душно, и она уже с ужасом думала, сможет ли выстоять службу до конца и что случится, если не выстоит, но тут поймала на себе одобрительный, восхищенный, горящий взгляд царя, и ей стало жарко и весело – оттого, что он так на нее смотрел, а еще оттого, что ей показалось это непозволительным и очень забавным – смотреть так друг на друга в церкви, во время молитвы, при большом скоплении народа.

      – Теперь ты перед всем светом нареченная моя, – сказал царь, пристально глядя ей в глаза. – Прими же это кольцо и платок в знак скорого нашего соединения.

      Мария – теперь нужно было привыкать к новому имени! – протянула руку и взяла вещицы. Кольцо было тяжелым и приятно покоилось в руке, а платок, унизанный жемчугом и искусно расшитый, был красоты невероятной! Она поклонилась Иоанну, как учили ее по русскому обычаю, и тихо произнесла слова благодарности.

* * *

      В день свадьбы Москва ликовала.